На Пришибских высотах алая роса

Отсюда из окопа, наблюдая за небом и нашими летчиками, Ада вспоминала, как сама была в небе. В тот день им была поставлена боевая задача: прикрытие мотомеханизированных частей в районе боя. «Ножницы» эскадрильи врезались в небо. Передний край просматривался очень хорошо. Внизу шел танковый бой. Десятки километров затянуты дымом и гарью. Горели танки, автомашины, хозяйственные постройки, дома, хлебные нивы, кусты и деревья. Все это происходило недалеко от станицы. По всему было видно, что здесь постарались и вражеская артиллерия, и танки, и бомбардировщики противника. Казалось, что внизу, на земле не осталось ничего живого. Но Ада знала, что в окопах сидят солдаты, и им ох! как нужна помощь авиаторов. Ей даже казалось, что она слышит их голоса, взывающие о помощи, как взывает сейчас она, сидящая в окопе к тем, кто в небе. Она тогда думала об окопниках, об их нелегкой судьбе, о невозможности выжить в той мясорубке. Думала о том, смогут ли они выстоять, если на их головы опять посыплются тонны бомб и снарядов, как сыплются сейчас ей на голову. Она тогда знала, что внизу стоят на смерть наши бойцы, как стоят они сейчас. Тогда она только сочувствовала им, а теперь сама оказалась в их положении. Что это? Ирония судьбы? Судьба ей предложила поменяться с ними местами и не думать и рассуждать о них, а быть ими, прожить их жизнь?

Советские войска изматывали силы противника, но и сами несли огромные потери. На каждую атаку противник немедленно отвечал контратакой. Однако после упорного боя противника оттеснили от противотанкового рва. Враг оказался перед угрозой прорыва его обороны и всячески стремился восстановить положение. Ожесточенный бой длился несколько часов. Противник был отброшен на исходные позиции. Ломая сопротивления врага, войска уверенно продвигались вглубь линии обороны.

22.

Только через год после обнародования приказа № 227, была издана директива начальника Управления военных трибуналов, в которой содержалось прямое указание не направлять женщин в штрафные части. А, весь этот год с небольшим, трибуналы действовали по общим установленным правилам. Эта директива была издана 5 октября 1943 года.

Одумавшись, командование прекратило такую позорную практику, назвав ее «ошибочной», но тысячам и тысячам Тасям, Люсям, Аням, Соням и Адам пришлось пройти через особые формирования и понести незаслуженное чрезмерно жестокое наказание, заплатив жизнями за оплошность военачальников. Совсем еще молодые девчонки оказались пушечным мясом в людоедской тактике заваливания противника трупами.

Костя со всем уважением относился к военачальникам любого ранга, понимая какие трудные задачи им приходится решать. Война является самой суровой и правильной оценкой умения управлять войсками. Он был свидетелем того, что не каждый, назначенный командующим фронтом или армией, да и рангом ниже, справляется с возложенными на него обязанностями, не в состоянии с честью выдержать такое испытание и снискать себе уважение и признание. Некоторые из них, чтобы спасти свои шкуры подставляли под пули солдат, жертвовали их жизнями во свое спасение и спасение должности, звания, наград. Он не мог не видеть, что взаимоотношения в командной системе складывались таким образом, что не каждый талантливый командир мог проявить свой талант и реализовать его, не пролив потоки солдатской крови. В результате этого беззаветный героизм солдат очень часто пропадал впустую, так как они гибли, не успев нанести врагу, сколько-нибудь ощутимый урон.

Особенно здесь, у оборонительной позиции «Вотан», вновь прибывшее пополнение, сразу же отправляли в атаку. Это были призывники с оккупированных территорий. И видно было невооруженным глазом, что командиры совсем не заботились о сохранении их жизни. Они считались неблагонадежными только потому, что проживали на территории, занятой немцами. Немец «поливал» их цепи таким плотным огнем, что, пробежав пару шагов, парни падали, как подкошенные. Их бросали на разведку боем, а это значит, на верную смерть. Участники этих бессмысленных атак не могли противиться приказам своих командиров. А их командиры не могли не выполнить приказ своих командиров, и так далее – по восходящей иерархической лестнице. И очень часто из уст, стоящих на ступеньках этой лестницы, при постановке задачи, звучало: «любой ценой!» Этих слов не было в боевых и оперативных документах, но они были в крови и плоти. Каждый знал, что любой ценой надо освободить Родину. Только цену за ту или другую военную операцию, при умной организации, помня, что складывается она из человеческих жизней, можно было платить меньшую. Конечно, он понимал, что идет война, что востребованы самые жестокие меры, сопоставимые с той опасностью, которой солдат подвергается на поле боя, но то, что происходит здесь, перехлестывает через все меры. Как определить ту меру жестокости, которая была необходима для того, чтобы победить?