Марик поднялся и протянул ему руку:
— Мы же не договаривались играть честно. Я победил.
Стиснув его ладонь, Антон тоже встал, втянул носом воздух и пробормотал:
— Теперь ты пахнешь горько. Пойдем, а?..
Внизу живота потянуло от предвкушения. Марик, снимая перчатки, не отрывал взгляда от Антона. Раскрасневшийся, мокрый, глаза — шальные. Черт его побери, и почему только сейчас? Почему он раньше не замечал? Даже когда Лайла пыталась их подружить, и Марик отчаянно мельтешил у него перед глазами, почему Антону раньше было плевать, раз сейчас он так загорелся? Обида жжет почти так же остро, как возбуждение.
Что ж, хотя бы теперь он его любви добился, а мог и дальше огрызаться, злясь на самого себя…
Он пустил Антона в душ первым. Вернее сказать, затолкал в ванную, потому что, стоило оказаться в комнате, Антон прилип к нему, и горькие поцелуи грозили перейти в секс… А Марик рассчитывал на этот раз больше, чем на ручной режим. Антон вжимал его лопатками в стену, шарил по телу ладонью, и от него одуряюще пахло потом и мускусом, и Марик слизывал с его шеи и щек горечь. Антон словно хотел взять реванш: стиснул запястья, точно наручниками, и завел руки за спину так крепко, что, как ни пытайся, не вырвешься, и от цепкой хватки возбуждение в ушах шумело морской волной.
В ожидании, пока Антон выйдет из душа, Марик сел на кровать и уставился в одну точку. Неосознанно коснулся члена. Его тоже завела их драка. Точно так же, как стычки в первые дни в участке. Видимо, так он устроен: не способен существовать с человеком на спокойной волне, без драм. С Оливером ведь было хорошо и комфортно, они замечательно подходили друг другу. Не ссорились. Ничего не требовали. Всегда находили время, чтобы потрахаться или сходить вместе на обед. Разговор не затухал ни на минуту. Но это скучно. А с Антоном… Марик глубоко вдохнул. Снял майку и вытер ею грудь. Он весь звенел от возбуждения (начал еще там, на ринге), кровь и боль заводили не меньше, чем поцелуи. И когда Антон придавил его, он почти отдался. Сильнее была лишь страсть к победе. Это ведь и победой не назовешь, так, ехидный подкол… Но какое моральное удовлетворение — созерцать Антона распластанным по полу!
И Марик понял, что еще хочет. Хочет заставить его стонать и просить. Он поднялся, на ходу снял остатки одежды и вошел в ванную.
Антон стоял за полупрозрачной белой занавеской, и очертания его тела, чуть склоненного, с протянутыми ковшиком руками, вспороли Марика нежностью, как гарпуном. Он молча отдернул занавеску, наткнулся на удивленный, самую малость удивленный взгляд Антона, положил руку на кран, отключая воду, и опустился перед ним на колени. Вода убегала в микроскопические стоки, пол стремительно высыхал, и пропадали все звуки. Марик положил ладони на бедра Антона, приблизил лицо к его паху. От дыхания, коснувшегося кожи, Антон едва заметно дрогнул и опустил руку ему на затылок. Его член, все еще не расслабившийся, дернулся, и Марик взял его в рот без всяких облизываний и прочих предисловий, когда есть нужда подразнить партнера или продемонстрировать ему свою раскованность. Нет, ему этого не надо. Он взял его полностью, проводя языком, и медленно выпустил. Поднял на Антона глаза.
Тот смотрел, приоткрыв рот. Надавил на затылок, притягивая к паху, но, наверно, машинально, а не потому, что уже чувствовал себя в праве просить и принуждать.
Тебе можно все, подумал Марик. Все, что угодно.
И больше не отвлекался. Член тяжелел во рту, и уже целиком не влезал, хотя Марик старался взять до самого горла, давя приступы кашля. Слюна текла из уголков рта, с нижней губы, и скользить губами по стволу было легко. Антон, привалившись к стене, пытался удержать бедра в одном положении, но так и толкался навстречу, чтобы вбиться глубже. Он был большой, Марик еще в прошлый раз приятно удивился… в своих фантазиях он только гадал о размере, и неизменно представлял его себе приличным, и действительность его ничуть не разочаровала. Он стиснул ягодицу Антона, второй рукой — взял яйца, и Антон наконец-то замычал, давя стон. Нет, дорогой, я хочу, чтобы ты стонал, чтобы кричал, даже если привык быть во время секса паинькой… Марик обхватил его член ладонью, выпустив изо рта, чтобы дать челюсти отдохнуть. Провез влажным стволом по щеке, зажав его между ладонью и своим лицом, и Антон стиснул его волосы в кулак, уже не стесняясь. Марик прижался к его коротко бритому лобку. Здесь тоже рыжий. Даже рыжее, чем на голове. Ощутил мелкую дрожь мышц его ног. Почувствовал себя счастливым. Услышал шепот:
— Марик… Марик…