На войне как на войне: забинтует медсестричка раненого бойца и давай тащить к своим. Хорошо, если поможет кто. А если некому? Казалось бы, сама – воробушек тощий, какие у неё могут быть силы? Но ведь вытаскивает. И откуда что берётся?
Так вот, принесут, бывает, раненого в ПМП (полковой медпункт) – а он и остыть уж успел: помер по дороге. Медсестрички слёзы льют, рыдают взахлёб: не успели, не смогли. Но так уж случилось – что поделаешь?. И бегут обратно за новыми ранеными. А тут уж бинты с мёртвого бедняги сматывают – и в стирку. Живым нужнее. Страшно, мерзко – жуть. Но делать нечего: перевязочного материала катастрофически не хватает. Да и не только его. Одёжку с умерших тоже снимают. Стирают, штопают – и отдают живым. Смотрится как-то неприятно, конечно. Но деваться некуда: хорошо, если у раненого одежда после ранения осталась более-менее целой. А если нет? Не нагишом же ему ходить. Вот и выдают подштопанную и постиранную одежду с чужого плеча. Особенно в дефиците обувь – она у бойцов разваливается в первую очередь. Это правда войны. Тяжёлой, страшной войны, где многие забывают даже о том, что они, прежде всего, люди. Звереют. И медикам – тяжелее всех. Они находятся в этом кровавом ужасе круглосуточно, хлебая его через край. Я даже не знаю, какую силу воли и стальные нервы надо иметь, чтобы вынести весь этот кошмар. Да им при жизни памятники ставить надо – сколько народа спасли. Конечно, и среди них встречаются “коновалы” и всяческого рода карьеристы. Но больше, всё-таки, порядочных, что днём и ночью, не щадя себя, спасают человеческие жизни.
Остальным тоже тяжко. Прачкам – вообще не сахар. Я бы им в меру собственных сил тоже помог. Если б смог. Это только с фрицами орёл: “одним махом семерых побивахом”. А в быту – слабее ребёнка. Хожу, вон, – и то с трудом. Бег напоминает перемещение беременной черепахи. Тремор в руках хоть уже и прошёл, но поднять что-либо тяжелее ложки – весьма серьёзная проблема. А ведь мне ещё с оружием нужно как-то обращаться. И не просто держать, а стрелять и попадать. Так что качаться, качаться и ещё раз качаться. А любые физические упражнения подразумевают, в первую очередь, хорошее питание, с которым тоже проблемы. Мне ведь, по большому счёту, двойную, а то и тройную порцию надо – уж больно отощала моя реципиентка. Ведь даже с фронтовыми нормами банально не наедаюсь.
И от осознания этого хочется рвать и метать: ну как за короткое время восстановить физические кондиции Ольги? Организм настолько истощён, что как бы ноги в процессе физзарядки не протянуть. В общем, что хочешь делай, но место для тренировок найди! Похоже, без “тайчи” мне никак не обойтись.
Об этом и пошёл пообщаться с Марией Степановной. Пришлось приоткрыть часть правды: дескать, необходимо более-менее просторное помещение, ибо нужно позаниматься специальной восстановительной физкультурой для скорейшего выздоровления. Не обязательно помещения отапливаемого – главное, чтобы просторного и подальше от людских глаз. Чтобы не мешали.
Но, к сожалению, получил полнейший облом-с: в деревне избушки маленькие, в них и самим-то жильцам развернуться нет никакой возможности. А тут “целую залу” требуют.
М-да. Разговор с прачкой как-то не задался. То ли я ей не глянулся, то ли посчитала меня не пойми кем. Расспрашивать, естественно, не стал. Так и ушёл несолоно хлебавши, направив свои стопы уже к истопнику. Может, у него свои резоны имеются?
Дядя Миша (между прочим, вполне ещё крепкий дедок лет семидесяти) поскрёб заскорузлой пятернёй в затылке и выдал:
– Тебе, дочка, подсобить-то можна, да вот бяда – чегой-то похожего у нас нетути. Всё, шо маем – сараёшка на заднем дворике, где хранится струмент, да барахло всякое. От ветру закрыта, да от глаз людских. Но места там – чуток, да ишшо с пол-чутка.
Естественно, что я тут же захотел убедиться в бесперспективности затеи, и уже через пару минут обозревал рекомендованное помещение.
Ну, что сказать: сарай действительно не впечатлил размерами свободной от инвентаря зоны. Однако, прикинув полено к носу, понял, что для моих занятий (если расчистить площадку нужного размера) его вполне хватит.
О чём немедленно и оповестил истопника. Дядя Миша хитро на меня посмотрел и дал добро на приведение площадки в надлежащий вид. Естественно, столь доброе деяние я не мог оставить без подарка, поэтому призадумался. И пока расчищал в сарае место, напряжённо думал: что же полезного сделать Михаилу Евсеичу?
Достать спирт сейчас для меня весьма непросто: я же не в немецком тылу, где можно прикнопить какого-нибудь эсэсовца и прихватизировать содержимое его фляги. С оружием – тоже напряжёнка. Мало того, что кому попало его не выдают, так и моё благополучно сгинуло в памятном бою за Парфино: в медсанбат меня принесли только в одежде, да и той некомплект – одно исподнее осталось. Видать, взрывной волной всю одёжку и сдёрнуло. Хотя какая там взрывная волна от одного снаряда из кургузой пушчонки? Была бы авиабомба – ещё понятно. А тут что?