На прорыв

Не нравился мне этот ухарь – хоть тресни. Какое-то неприятное чувство вызывал. Даже не досады, а какой-то гадливости. И взъесться на него, вроде, особо не с чего: ну, интересуется человек, мало ли? Развлечений тут совсем немного. Даже газеты – и те приносят редко. В основном, каждый день одна из санитарок зачитывает передовицы и убирает печатную продукцию куда-то в ординаторскую от греха подальше – чтобы на самокрутки не разобрали. Радиоточка не работает. Рация – только у особистов.

Так что развлекали себя как могли – кто во что горазд. И вот угораздило же меня перед обедом нарваться на этого обалдуя. А тот возьми, да облапь телеса Ольги. Я от неожиданности застыл соляным столбом, не зная что предпринять.

Хотелось въехать наглецу в ухо – но, вроде как, свой. Жалко. А с другой стороны, отбрить хама как-то нужно. И пока я скрипел мозгами, этот неусидчивый тип жарко так задышал мне в ухо:

– Вижу, красавица, соскучилась по мужской ласке. Пойдём со мной. Я тут одно местечко знаю – знатно время проведём.

И тут же, видя моё непонимание, быстро добавил, пока я ещё не успел ничего ответить:

– Смотри – какая мягкая, да норовистая кобылка. Радуйся: боец Красной Армии тебе знаки внимания оказывает, бабская твоя душа. Ты ж, небось, в своей деревеньке акромя коров никого никогда и не видывала.

И похабно так подмаргивает. Дескать, ”а не пора ли нам пора?”.

И так мне противно вдруг стало. Понял я, отчего этот хмырь не понравился. Когда меня облапил – так и дошло: не ранен он в бою вовсе. Самострел. Пока я пребывал в ступоре, подсознание вмиг разобралось в ощущениях и всё разложило по полочкам. Осталось только узнать подробности.

– А ты, мил человек, грабки-то свои прибери, – озлился я, пытаясь оттолкнуть назойливого типа, – А то, неровён час, ещё одним ранением обзаведёшься. Токма ужо интимного характера. Бо выдерну с корнем – и скажу, шо так и было.

– Ой, какие мы нервные, – осклабился оппонент, ещё сильнее притянув меня к себе, – Радоваться должна, шо такой геройский боец как Петро Онищенко табе внимание оказыват.

– Ты, Петя, такой херой, который окромя филея фрицам ничо показывать не обучен. Или, думаешь, раз баба – в ранениях не разбираюсь?

И пока охальник не сообразил куда ветер дует, зашипел на него не хуже соседской злобной кошки, ещё активнее отталкивая его от себя:

– Ошибаешься, паскудник! Я твою харю здесь уже несколько дней наблюдаю. И сдаётся мне, что хероизм твой только на одно заточен: как по-херойски с поля боя драпать впереди собственного визга. Думашь, не вижу, что у тебя за ранение? Так самострел ты, а не герой. Трибунал по тебе плачет горючими слезами – аж заливается.

– Что? Что ты, гнусная тварь, сказала? – перекосилось от злобы лицо Петра и он с силой ухватил меня за плечи, тряся словно грушу, – Да я из тебя щас отбивную сделаю, подстилка фрицевская. Думашь, не знаю, чем ты там в своей деревушке занималась? Кажному фрицу дырку свою предлагала за пайку, курва синюшная. Морду вон как разукрасили – видать, молода, да не объезжена. Небось, уму-разуму учили? А, сука?..

И такой злобой на меня плеснуло, что даже слегка опешил. Была б на моём месте Ольга – ей-ей, потерялась бы от несправедливой обиды. Но хлыщ не на того напал! С одной стороны, тельце Ольги ещё очень слабое и даже такому дрыщу, как Петя, оказать достойное сопротивление вряд ли сможет. С другой – внутри этого слабого тельца я. И нового насилия над только вставшей на путь выздоровления реципиенткой не потерплю.

Не знаю, что уж там себе вообразил этот конь педальный, демонстрируя превосходство в размерах и силе, но боль только стимулировала резервы организма Ольги. И хоть положение было очень невыгодным – Петя зажал меня у боковой стены сараюшки, которая не просматривалась из близлежащих строений – о том, чтобы позвать на помощь, я даже и не подумал. А ведь Ольга была ниже Пети почти на голову. И значительно легче. Ведь каким бы этот кадр ни был дрыщом, но его семьдесят кило против несчастных Олиных сорока пяти (как говорят в народе – “бараний вес”) – всё равно что бульдозер против легковушки.

Излишняя самоуверенность его подвела: я не стал дожидаться момента, когда из меня в очередной раз вытряхнут душу, и стал действовать, влепив дрыщу коленом между ног. Знаю – подлый приём. Но и положение у меня тоже не из весёлых. Однако, моему противнику повезло: ватные штаны смягчили удар и всё, чего мне удалось добиться – разрыв физического контакта. Петя вынужденно отскочил от меня, держась за причинное место, а я смог сделать несколько шагов в сторону, увеличивая дистанцию между нами.

Но как же он меня разозлил! Плечи горели огнём и саднили, а в голове застучали “там-тамы”, ухудшая и без того не особо радужное самочувствие. Ну я и выдал на всю катушку, имея чёткую цель окончательно вывести противника из себя: