На прорыв

Даже из обуви только один валенок остался. И тот, скорее всего, чудом не потеряли. Соответственно, ни фляги при мне не обнаружилось, ни оружия. Либо прихватизировали (что вряд ли), либо просто бросили из-за того, что пришло в негодность. Пообщавшись с ранеными, понял, что гадов, конечно, хватало всегда и во все времена. Но так, чтоб у живого человека одёжу тырить – это уж совсем отмороженным надо быть. Поэтому, думаю, все осколки, что предназначались мне, приняла на себя одежда. А тулуп-то был весьма плотный. Скорее всего, от него одни дырки остались – вот и все дела. Чудно, конечно, что ни одного лишнего отверстия во мне не образовалось. Но каких только чудес на войне не случается. Так что просто тихо порадуюсь тому обстоятельству, что уцелел. Эх, оружие бы раздобыть. Но даже об утере пистолета я так не переживал, как о пропаже ножа. Вот ножа мне реально сейчас недоставало.

Оттого и был задумчив: банально не было ничего, что можно было бы подарить деду. Одежда – и та на мне с чужого плеча. Денег, естественно, нет. Ольга же не военнослужащая. И нигде не работает. Только нахождение на излечении в медсанбате ещё как-то компенсирует получение пайка. А когда выпишут – что делать? Я же банально от голода загнусь. Пока доберусь до военкомата, пока военком что-то по поводу меня родит – куча времени пройдёт. Причём, ещё даже неизвестно – примут меня в ряды РККА или нет. Хотя, сейчас время такое – принимают всех: и больных, и кривых, и даже инвалидов. Уверен, что при должном напоре и наличии наглости, возьмут даже без ног и без рук. Память мне тут же подкинула сведения о пилоте по фамилии Маресьев[15], что потерял обе ноги, а после излечения в госпитале снова вернулся в истребительную авиацию и успешно воевал. Нашёл где-то мастера, который изготовил протезы, – и снова в строй. Причём, уже будучи на протезах, сбил больше самолётов противника, чем до ранения.

А ещё в Красной Армии был единственный генерал, что воевал без рук. На момент ранения Василий Петров[16] имел капитанское звание и был заместителем командира истребительно-противотанкового артполка. После ампутации обеих рук и излечении в госпитале, вернулся в полк и продолжал активно бить немцев. А потом, уже после войны, дослужился до генерала. И везде проявлял чудеса стойкости и мужества.

Не люди – колоссы. И таких примеров мужества и героизма – пруд пруди. “Гвозди бы делать из этих людей”![17]

И что ж я? Зная о существовании таких самоотверженных людей, по кустам буду прятаться и на тёплой печи отсиживаться? Не бывать этому!

А к особисту не хочу. Опасно очень. Пятой точкой чую – расколет и не поморщится. Он каким-то образом умудряется видеть человека насквозь. И от этого внимательного взгляда никак не скрыться.

Но делать-то что? Я ж тут и так на птичьих правах. Не верю, конечно, в то, что меня могут выкинуть на улицу. Но, с другой стороны, – а почему нет? Не вечно же мне на халяву в медсанбате прохлаждаться. Всем сейчас тяжело. И цацкаться с каждым даже при желании ни у кого не получится. Слишком много кругом горя. Слишком тяжело приходится людям.

Вот на такой минорной ноте, всего пару раз пройдясь по очищенной от мусора площадке в сарае, и поплёлся обратно в свой закуток. Позаниматься – особо не позанимался. Лишь устроил небольшую разминку, проверяя собственные ощущения и правильность выбранных размеров тренировочного “полигона”, да упрел с непривычки.

Но дойти до медсанбата не успел: только вышел из сараюшки, как, к собственному сильному огорчению, нос к носу столкнулся с выздоравливающим Онищенко. И что он здесь забыл? Следил за мной, что ли?

Этого ухаря уже все раненые знали и прозвали “шилом”: товарищ на месте усидеть никак не мог. Всё искал себе приключений на пятую точку. То к сестричкам доколебётся насчёт спирта или просто “потрындеть за жизнь”, то к соседям по палате по поводу неучтённых харчей начнёт подкатывать, то ещё что учудит. И, главное, появился здесь всего на полдня позже меня, а теперь торчит тут как тот прыщ на причинном месте. Достал всех так, что от него уже шугаются как от прокажённого.

Ко мне тоже цеплялся пару раз: всё выведывал – каким образом Ольга сюда попала? С одной стороны, интерес к единственной раненой женского пола понятен. А с другой – уж больно назойливо интересовался подробностями. Уж не пересекались ли мы с ним где ненароком? Но рожу его вижу впервые. Может, он меня видел, а я его – нет?

Так вот, когда он проявлял активный интерес к моей персоне, от раненых смог узнать только то, что меня принесли с поля боя с сильной контузией и парой ранений. Сестрички знали не больше. Я же вообще ни о чём не распространялся, поддерживая реноме человека, потерявшего память.