Взгляд, истинный взгляд, который сможет выйти из ментального колдовства и, следовательно, сможет видеть вещи ясно, не «исправляя» их немедленно, взгляд, всматривающийся в это лицо, в это обстоятельство, в этот предмет, так же, как смотрят на бесконечное море, не стремясь ни знать, ни понимать, – и особенно понимать, потому что здесь опять хочет укрепиться старый механизм, – отдаться на волю этой спокойной текучей бесконечности, купаться в том, что видишь, течь в вещах до тех пор, пока медленно, как из очень далекого далека, как бы со дна спокойного моря не выплывет ощущение виденной вещи, волнующего обстоятельства, лица около нас; ощущение, которое не является ни мыслью, ни суждением, оно едва ли похоже на ощущение, но оно является вибрирующим стержнем вещи, его способом отличаться от других, его качеством, его интимной музыкой, его связью с великим Ритмом, текущим во Вселенной. И тогда постепенно открыватель нового мира увидит маленькую искорку чистой правды в сердце вещи, обстоятельства, лица, происшествия; маленький возглас истины, истинную вибрацию под всеми одеяниями: черными и желтыми, синими и красными, что-то такое, что является истиной каждой вещи, каждого существа, каждого обстоятельства, как если бы правда была повсюду, на каждом шагу, в каждый момент, но только прикрытая черным. И тогда искатель открывает второе правило перехода, самый главный из всех простых секретов: видеть истину, которая разлита повсюду.
Вооружившись этими двумя правилами, укрепившись в своей солнечной позиции на этой тихой прогалине, исследователь нового мира идет вглубь более обширного «я», может быть, бесконечного, которое охватывает эту улицу и эти существа, и все эти маленькие жесты данного момента.
Он идет спокойный и как бы уносимый великим ритмом, несущим все существа и все окружающие вещи, тысячи встреч неизвестно откуда возникающих, и неизвестно куда уходящих. Он смотрит на эту маленькую ищущую тень, которая идет с давних пор, возможно с момента зарождения жизни, может быть, повторяя те же самые жесты, спотыкаясь здесь и там, обмениваясь теми же самыми словами о погоде; и все так похоже, так проникнуто нежностью, что эта улица, эти существа и эти встречи, кажется, вылиты из одной плавки, что они появились из глубины ночей, пришли из одной и той же истории под небом Египта, или Индии, или Луары сегодня или вчера, или пять тысяч лет назад. И что же по-настоящему изменилось с тех пор?!
Есть маленькое существо, которое идет со своим огнем истины, огнем такой острой необходимости посреди потока времени, огнем, который является истинным «им»; этот зов бытия из глубины веков, крик, всегда одинаковый среди этого необъятного потока вещей.
И к чему же оно взывает, о чем кричит это существо? Разве оно не находится в этом огромном солнечном свете, который разрастается, в этом ритме, который несет все? Он существует и не существует, он одной ногой в спокойной вечности, а другой, – спотыкающейся и ощупывающей путь, – другой ногой он продвигается в маленьком огненном «я», которое хотело бы наполнить эту секунду, этот напрасный жест, этот шаг среди тысяч подобных других, совокупностью истинного существования настолько полного, что его могут вместить только тысячелетия, наполнить такой же точностью, как пересечение звезд над головой. И чтобы все было истинным, абсолютно истинным и наполненным смыслом в этом огромном вихре тщеславия, чтобы эта линия, которую он пересекает, эта улица, по которой он идет, эта рука, которую он протягивает, это слово, которое падает, все соединилось с великим потоком миров, с ритмом звезд, с линиями, бесконечными линиями, которые бороздят Вселенную и сливаются в единое пение, в правду, переполненную всем и каждой частичкой всего.
Итак, он смотрит на эти проходящие маленькие вещи, наполняет их своим огненным зовом, он смотрит и смотрит на эту маленькую правду, которая повсюду, готовая брызнуть, заполнив бытие своим огнем.
И действительно, мир начинает меняться у нас на глазах, и ничто не является ничтожным, ничто не отделено от целого.
Мы являемся свидетелями тотального рождения.
Наш простой взгляд имеет странные последствия, наш маленький жест имеет далеко разносящееся эхо. Но это робкое рождение, оно больше похоже на маленькие намеки рассеянного повсюду зарождения. Искатель останавливается перед маленькими, рассеянными брызгами, фактами без видимой связи, немного похожий на прежнего гоминида, который смотрел на податливую ветку и на лианы, и на этот рассыпанный камень, прежде, чем соединить их в луке и поразить свою жертву на полном бегу. Он не знает соотношений, он их почти изобретает.
Но наши изобретения – это только открытие того, что уже есть, как реки и лианы в лесу.
Новый мир – это мир новых отношений.