То, что казалось далеким и божественным для орангутанга, уже близко и менее божественно для нас, но божества будущего еще будут распознаваться, их останется всегда на одного больше для воплощения. Это «всегда больше» и есть смысл эволюции и «Бог», которого мы исповедуем в форме орангутанга, в научной или религиозной форме, и если мы никак не окрестим Его, так, возможно, это будет лучше и для Него, и для нас самих.
Но это одна и та же вещь, которая все время здесь; только есть точки прорыва внутри видов, моменты приобщения к другому состоянию или другому отношению; совершенно очевидно, что хамелеон, предоставленный самому себе, не сможет вообразить ничего другого (допустим, что у него есть воображение), кроме суперхамелеона, наделенного более яркими красками и более выраженными возможностями хищника; точно так же как королева кротов лишь расширяла бы свой склад и свои ходы – это то, что мы как раз делаем на свой человеческий манер.
Что же это за «ускользающая точка», этот «момент представления», когда мы выходим в другое место, которое все время здесь, в другую вещь, которая является той же самой вещью, но только увиденной и приспособленной к другому?
Если верить материалистической доктрине, то из системы не может получиться ничего, кроме того, что в ней уже содержалось, речь идет только о совершенствовании того, что находится там, в этом маленьком шаре. В некотором смысле они правы, но можно тогда спросить, сможет ли когда-нибудь усовершенствованный осел дать что-то другое, кроме осла? Похоже, что замкнутая система материалиста обречена на окончательную обедненность, и что, доводя ее до определенной степени развития хромосом и совершенствования серого вещества, они придут к супермеханизации того механизма, от которого они оттолкнулись (из механизма может выйти только механизм); но как раз то же самое делают обезьяна, крот, хамелеон – они не делают ничего другого, они складывают и вычитают, и наш механизм не намного больше, чем их, продвинулся вперед в своей основе, даже если он посылает ракеты на Луну.
В итоге мы – усовершенствованная протоплазма со всеохватывающими, более широкими способностями, с более ухищренным тропизмом (?), и вскоре мы вычислим все, что нужно, чтобы производить биологических Наполеонов и Эйнштейнов в пробирках.
И тем не менее наша Земля не будет более счастлива с миллионами классных досок и легионами супергенералов, которые не будут знать, куда применить свой ум – они пойдут захватывать другие земли... и заполнять их классными досками.
Отсюда не выбраться по определению, потому что система замкнутая, замкнутая, замкнутая.
Мы предлагаем идею лучшего материализма, менее обедненного. Но сама материя не столь глупа, как мы о ней думаем. Наш материализм является преемником религиозных воззрений, даже можно сказать, его неизбежным напарником, как добро и зло, белое и черное, и любой дуализм, идущий от линейного видения мира, которое воспринимает один пучок травы за другим, камень за впадиной, горы после долин, не понимая, что все это вместе одинаково и полностью истинно и создает совершенную географию, где нет ни одной щели, которую нужно заполнить, ни одного камня, который нужно убрать без того, чтобы не нарушить все остальное.
Нет ничего, что нужно устранить, и все следует рассматривать в глобальной истине. Противоречий нет, есть только узкий кругозор.
Мы считаем, что материя способна на гораздо б
Материя не позволяет безнаказанно насиловать себя, она более сознательна, чем мы о ней думаем, менее замкнута, чем наша ментальная крепость, и она позволяет какое-то время себя насиловать, потому что она медлительная, а потом безжалостно мстит. Нам лишь нужно знать рычаг. Мы попытались найти его, очищая материю от религиозной шелухи; мы изобрели скальпели и микроскопы, совершенствуя их все более, чтобы идти вглубь, видеть более крупным планом и открывать наимельчайшую частицу после наимельчайшей и следующую, которая все время кажется вожделенным ключом, но открывающим дверь только к следующему наименьшему, без конца отодвигая пределы, которые заключаются в других пределах, и так без конца.
И ключ все время ускользает от нас, иногда даже подкидывая нам по дороге некоторых монстров.
Мы начинаем видеть все более и более огромного муравья, который так же вечно имеет шесть лапок, невзирая на сверхкислоты и сверхчастицы, которые мы обнаруживаем в нем. Может быть, мы сможем изобрести других и даже с тремя лапками – прекрасная перспектива! Но нам не нужен другой муравей, даже усовершенствованный: мы нуждаемся в чем-то другом.
С религиозной точки зрения, мы также хотели снять шелуху с этой материи и свести ее до божественного вымысла, до царства плоти и дьявола, до тысячи и одной частицы наших теологических телескопов. Мы видим все выше и выше, все божественнее и божественнее, но у муравья все равно остается шесть лапок или три (к несчастью) между одним и другим вечно подобным рождением.