На пути к сверхчеловечеству

Но поначалу это новое «я» смешано со всеми своими смутными заботами: оно трудится и желает, борется и стремится, оно карабкается как червь и ловит запах своей добычи на ветру. Оно должно сохранить себя и выжить. Оно ощупывает мир своими маленькими антеннами, оно видит лишь фрагменты и только то, что ему нужно. В человеке – сознательном животном – оно расширяет свой круг, оно щупает, складывает эти фрагменты, систематизирует данные: оно создает законы, сборники знаний, евангелия.

Но позади есть это огненное «я», которое растет; оно не терпит законов, систем, евангелий; оно чувствует стену за каждой понятой истиной, за каждым зародившимся законом, оно чувствует, что ловушка захлопывается за всеми открытиями, как если бы ухватить – значило быть схваченным, попасть в западню; есть нечто, что направляет эту антенну, но что не терпит даже этой антенны, не терпит рычагов и всей этой механики для изучения мира, как если бы эта механика, антенна и этот взгляд набрасывали последнюю пелену на мир и мешали прикоснуться к его оголенной сути.

Есть этот крик бытия внутри, который хочет видеть, который так хочет видеть истину и, наконец, выплеснуться на свободу: это хозяин антенны, а вовсе не ее раб. Как если бы действительно хозяин всегда был заключен там и, выпустив свои ложноножки, щупальца и все свои многоцветные сети, он пытался бы воссоединиться с внешним миром. Потом, однажды, под давлением этого огня необходимости, весь механизм начинает трещать. Все трещит: законы, евангелия, знания и все мировые юриспруденции – мы не хотим даже самого лучшего из всего этого, это все еще тюрьма, все еще ловушка – мысли, книги, искусство и бог-отец; нужно что-то другое, другое! Что-то такое, в чем мы так нуждаемся и что не имеет никакого названия, кроме своей слепой нужды...

И начинается демеханизация с таким же пылом, с каким начиналась механизация. Все горит, и не остается ничего, кроме этого чистого огня. Этот чистый огонь ничего не знает, ничего не видит, совсем ничего, даже мелких кусков тех фрагментов, которые он ранее так тщательно собирал. Этот огонь почти болезненный, он тянется, трудится, ищет, ушибается – он хочет правды, он хочет другого, как раньше он хотел миллионы предметов и тянулся, чтобы схватить их. И постепенно все поглощается огнем. Даже желание другого, даже надежда когда-нибудь сжать в объятиях и эту невозможную чистую правду, даже усилие исчезает, и все утекает сквозь пальцы.

Остается только одно чистое пламя. Пламя, которое не знает, не видит, но которое чувствует и существует. И это восхитительное чувство просто быть пламенем без предметов – оно есть, оно есть просто и в чистом виде. Можно даже сказать, ни в чем другом оно не нуждается. Внутрь его втекаешь, живешь внутри; это как любовь ни к чему и ко всему. А иногда погружаешься очень глубоко внутрь; тогда там, на краю этого спокойного огня – такого спокойного – есть нечто похожее на улыбку ребенка, что-то, что смотрит на мир своим прозрачным взглядом и затем, если не прилагать усилия понять, этот взгляд распыляется, течет в вещах, дышит в растениях, уходит в бесконечность, повсюду, улыбается в этом и в том, – все одновременно и немедленно. Нечего больше предпринимать, нечего хватать, нечего хотеть. Все здесь, абсолютно все здесь! Это здесь повсюду. Это взгляд без стены, видение, которое ничто не сковывает, знание, которое ничего не берет – все известно, все немедленно известно, и все это проходит насквозь, скользит, как угорь, легкое, как пыльца, свободное, как ветер, это улыбается повсюду, как если бы это было одно и то же везде. И вот это маленькое пламя начинает узнавать мир: новая география начинает обретать рельеф, свои краски, свои варианты. Это одна и та же вещь.

И, однако, каждая вещь как бы уникальна. Это тот же самый огонь, но в каждом он имеет особую интенсивность, специальную частоту, преобладающую вибрацию, свою музыку. Каждое существо имеет свою музыку. Каждая вещь имеет свой ритм, каждый миг имеет свой цвет, каждое событие свой такт, и все начинает соединяться. Все приобретает свой смысл, но это как бы общий смысл, где каждый самый незначительный исполнитель имеет свое незаменимое положение, свое единственное место, свою уникальную ноту и свой необходимый жест. И тогда перед нашими глазами начинает широко разворачиваться чудо.

Мир – это чудо, открытие на каждом шагу, открытие микроскопического, бесконечное путешествие в конечном. Мы находимся в другом сознании, мы ухватили огонь нового мира: «О, Огонь, ты вершина роста нашего существа и его наивысшего расширения, вся слава и вся красота заключается в твоем желанном цвете и в твоем совершенном видении. О, Ширь, ты полнота, которая влечет нас на край пути, ты многообразие богатств, рассыпанных повсюду»[3].

8. ИЗМЕНЕНИЕ ВИДЕНИЯ.