– Ну, – развел руки капитан, – если мы берем курс на смягчение внутренней политики, то почему должны делать исключения? С 39-го года количество применения высших мер наказаний неуклонно снижалось. Правда, из-за войны совсем отменить смертную казнь удалось только в 47-м году – вы сами это рассказывали. Все-таки пусть Хрущев и не справился с управлением государством, но для работы на среднем уровне его способностей хватит. Да и по большому счету, что он делал неверно? Сажал кукурузу и осваивал целину? Исполнение никудышное, но сама идея вполне здравая. Зарезал программу по авианосцам и самолетам? Но у нас и так военные расходы были огромные. Строил маленькие квартирки? Зато расселил коммуналки. Не захотел совместно с американцами осваивать Луну? Так ведь в это время мы были лидерами в космической гонке. Согласись он на предложение Кеннеди, то его бы за это еще сто лет грязью обливали, потому что, дескать, добровольно уступил первенство в ракетостроении. И так во многих его делах. Хотелось-то как лучше, а если получилось, как всегда, то не только из-за его скудоумия. Дураком-то он никогда не был. У него же были наркомы, то есть министры, помощники и прочие советчики и исполнители.
– Да, но он сделал партийный органы неподконтрольными госбезопасности.
– А разве это
– Может быть, кто-нибудь из молодых? – робко предложил я.
– Ладно, допустим, выдвинем Устинова или Громыко. Они умные, честные и перспективные. Так ведь в вашей истории именно эти люди стояли у руля власти, когда страна начала распадаться. Так что как бы они не развалили ее еще раньше.
– У меня уже голова кругом идет, – простонал я. – Может, тогда и не надо Никиту Сергеевича убирать? А то, как ни крути, но может получиться только хуже.
– А что, время еще есть. До конца войны мы его трогать не будем. Он все-таки единственный из всего ЦК несколько лет провел на фронте. Конечно, не на самой передовой, но бомбы и мины на него сыпались.
– Ладно, пусть он не трус, и не такой уж глупый, как у нас принято считать. Но списки репрессированных-то он подписывал, и ему все было мало.
– Хорошо, попробую объяснить вам на пальцах. Допустим, вы поймали отряд немцев, которые сожгли деревню вместе с жителями. Ваши действия?
– Всех расстрелять.
– То есть никакого расследования? Но ведь у них есть тыловики, которые в убийствах не участвовали.
– Они пособники террористов, в смысле преступников, и не попытались помешать им. Да уже за то, что они на нас напали, их можно было бы без суда и следствия расстреливать. Если мы этого не делали, то лишь для того, чтобы другие немцы не боялись сдаваться в плен.
– Ладно, расстреляли. А среди них еще были наши граждане – полицаи. Они-то к нам не вторгались.
– Этих повесить. Предатели, участвующие в убийстве своих сограждан, еще хуже оккупантов.
– Как я понял, следствие здесь тоже проводить не будем? А вот если нам надо узнать, куда направились остальные полицаи. Вдруг еще одну деревню жечь? Как будем допрашивать задержанных? В смысле – пытать их можно?
– Разумеется.
– Ну вот вы и попались. Вы же знаете, что многие старосты и полицаи добровольно вызвались на эти должности по предварительному поручению наших органов. Так сказать, наши агенты. И вообще, лишь несколько процентов из них после войны были осуждены. Сами все это рассказывали. Так зачем же их сразу пытать и казнить? Сначала надо все тщательно выяснить. Вот такие же горячие головы, как вы, и взялись с энтузиазмом за репрессии в 37-м. Они тоже были уверены, что предателей жалеть нельзя, и нужно казнить. А перед этим долго пытать, чтобы узнать о всех членах их преступной организации. И когда они несли своему руководству списки признавшихся в преступлениях, то искренне недоумевали, почему их не утверждают. А сам Хрущев ведь никого не бил, не арестовывал. Ему говорили, что нашли преступников, и он верил. Заметьте, не карьеру делал, а искренне верил. И чтобы их наказать, даже готов был пойти на конфликт со Сталиным. И точно так же, как вы сейчас, приказывал пытать предателей, чтобы раскрыть все нити заговора.
– Ну ладно, допустим, он верил следователям. Но этих изуверов действительно нужно наказать. От первого до последнего.