На пути «Тайфуна»

– Всех ли? Вот расстреляли Ежова, и вместе с ним было осуждено порядка тысячи следователей. Я постараюсь сделать все, чтобы посадили еще столько же. Чувствуете вы от этого радость?

– Честно говоря, не очень. Да и цифры не впечатляют.

– Уж извиняйте, миллиона следователей у нас нет. Но в своем большинстве они просто выполняли приказания. А вот обычные граждане, которые строчили доносы, действовали так по своей инициативе. Помните наш разговор про Таубина? Другие конструкторы если и не были в этом замешаны, то, по крайней мере, не захотели ему помочь. Или наш космический гений Королев. Те, кто его избивал, уже наказаны, но вот что делать с его коллегами, писавшими доносы? Вдруг кто-нибудь в будущем станет академиком, очень полезным для страны.

– Так это что, по большому счету выходит, что почти никто наказан не будет?

– Увы, но это так. Иначе придется поднимать новую, еще более сильную волну репрессий. Считайте, что это была гражданская война, и все ее участники получили амнистию.

– Стоп, но среди осужденных по пятьдесят восьмой статье массовой амнистии не было.

– По ним начали работу, но на это потребуется время. Ведь придется вдумчиво и кропотливо пересмотреть свыше полумиллиона дел. А когда закончат с живыми, начнут пересматривать дела расстрелянных. Чтобы все это раскопать, потребуется не один год. К тому же вы предложили всех старых следователей расстрелять. Или уже передумали?

– Ох, товарищ капитан, распорядитесь, пусть мне тоже нальют чая, – несколько неуклюже попытался я вывернуться из затруднительной ситуации.

– Или вот вам другой пример, – продолжал добивать меня доводами энкавэдэшник. – Мы проанализировали все сведения по генералу Власову и решили, что при определенных условиях его можно оставить даже в действующей армии. Все-таки способности у него выше среднего, и послужной список хороший. До сих пор за ним числилось только одно небольшое прегрешение. Когда он командовал вашим 215-м полком…

– Пффф-кхаа-кхаа.

Соловьев растерянно помахал обожженной рукой, чтобы охладить ее. Сам виноват, зачем такое говорить, когда я пью горячий чай.

– Когда это он нашим полком командовал? – наконец, с возмущением спросил я.

– В тридцать седьмом году. А что вы удивляетесь, все генералы когда-то были полковниками, и из-за системы ротации кадров командование частей менялось довольно часто.

Беседа затянулась допоздна, и возвращаться обратно пришлось уже в сумерках. Хотя я уже нашел с моей лошадкой общий язык, но все же предпочитал не спеша трусить и не пытался пустить ее рысью. Рядом со мной ехал сопровождающий боец, внимательно поглядывающий по сторонам. Погрузившись в свои мысли, я проехал уже половину пути, как вдруг тишину нарушили выстрелы, раздавшиеся со стороны села Плицино, где, как я знал, располагались склады нашей дивизии.

– Зенитки 37 миллиметров, – машинально отметил я, – и пулеметы. Наверное, «Раму» шугают.

– Вряд ли, товарищ старший лейтенант, – отозвался красноармеец. – «Рамы» высоко летают. Из пулемета их не достанешь. Наверно, какой-нибудь шальной бомбер решил вылететь, пока погода позволяет.

– Нет, – покачал я головой, – облака там плотные, через них ничего не видно. Так что корректировщик все равно должен опуститься низко. А был бы бомбардировщик, мы бы уже услышали взрывы.

Рассуждая таким образом, мы тронули поводья и собрались снова ехать дальше, как вдруг гудение самолета, до этого еле слышное, начало приближаться. Расчехлив бинокль, я нашел взглядом быстро растущую точку, которая целенаправленно летела вдоль дороги.

– Это «мессеры». Похоже, что, летят прямо сю… Воздух!

Местность, по которой мы ехали, была безлесой, поэтому прятаться, кроме как в канаве, было негде. Бросив лошадей на произвол судьбы, мы попрыгали в кювет по разные стороны от дороги. После прошедших дождей канава больше чем наполовину наполнилась водой, и мне пришлось высунуть голову из воды, чтобы вдохнуть побольше воздуха.

Дальше слились вместе самолетный гул, тарахтение скорострельной пушки, разрывы малокалиберных снарядов и взрыв бомбы. Когда стихло всё, кроме звона в ушах, который, казалось, становился все громче, я поднял голову, чтобы проверить, не возвращаются ли стервятники обратно. «Мессеры» уже скрылись из виду, и можно было выбираться из канавы. Но вода, которая ее наполняла, волшебным образом превратилась в землю, и мне стоило немало сил стряхнуть ее с себя. Я кое-как выполз на дорогу, но тяжесть, которая на меня давила, почему-то не исчезала. Очень хотелось отдохнуть, прикрыть на минутку глаза и полежать.

Очнулся я от того, что меня кто-то тормошил:

– Товарищ командир, вы живы?

Посмотрев, кто это меня так бесцеремонно толкает, я увидел склонившегося надо мной красноармейца, чье лицо мне было смутно знакомо. Судя по разгоравшемуся закату, я пролежал тут не меньше получаса. Наверно, контузия.

– Федоров я, – напомнил боец. – Вы меня месяц назад перебинтовывали, только тогда вы были в штатском.

– А, теперь вспомнил. Так вы уже успели выздороветь?