На путях исторического материализма

Что последовало за ним? Неожиданное пристрастие, новая склонность к конкретике. Если мы проведем обзор главных тем, которые западный марксизм оставил в основном без внимания и на перечислении которых я настаивал в 1974 г., то мы увидим, что в большинстве случаев в последующие годы они породили сосредоточенную теоретическую деятельность, заслуживающую внимания. Законы развития капиталистического способа производства в целом, которые, если мы исключим полукейнсианскую работу «Монополистический капитал» Барана и Суизи, представляли собой непаханную целину для марксистских исследований со времен теоретической работы Гроссманна, написанной накануне «великой депрессии», теперь рассматривались в трех фундаментальных трудах. Во-первых, в пролагавшей новый путь работе «Поздний капитализм» Эрнеста Манделя, за которой последовали его исследования «Второй спад» и «Длинные волны в истории капитализма». Во-вторых, в великолепной книге Гарри Бравермана об изменении процесса труда в XX столетии «Труд и монополистический капитал». В-третьих, в изысканной и оригинальной работе французского экономиста Мишеля Аглиетта «Теория капиталистического регулирования»[1-10]. С такими работами марксистские исследования современного капитализма вновь достигли и в некоторых жизненно важных аспектах превзошли уровни работ классической эпохи Люксембург и Гильфердинга. Прикладные исторические исследования в то же время сопровождались возобновлением напряженной концептуальной и методологической полемики, связанной с именами Моришимы, Стидмана, Ремера, Липпи, Краузе и других[1-11]. Что касается политической сферы, то конкретные структуры современного капиталистического государства были одной из крупных неисследованных в западном марксизме областей, который слишком мало занимался изучением характера политики Запада, в которой он существовал. Сегодня этот пробел в значительной степени также заполнен благодаря ряду крупных и обобщающих исследований. В их числе, безусловно, находятся пять книг Никоса Пулантзаса, в которых рассматривается весь диапазон парламентарных, фашистских и военных режимов капиталистического государства; более эмпирически обоснованная работа Ральфа Милибанда в Англии; полемика школы в Западной Германии и труды Клауса Оффе; а также вышедшая недавно основополагающая книга шведского социолога Герана Терборна «Что делает правящий класс, когда он правит?»[1-12].

В то же время новые типы социальной стратификации позднего капитализма стали предметом исследований, которые сразу превзошли по своей силе и изобретательности все работы, порожденные историческим материализмом в прошлом, даже в свою классическую эпоху. Работа Эрика Олина Райта в Соединенных Штатах, работа Карчеди в Италии и исследования Роже Эстабле и Кристиана Бодло во Франции в этом отношении представляются выдающимися[1-13]. Характер и динамика развития посткапиталистических государств на Востоке в течение продолжительного времени были запретной областью для тщательного изучения у значительной части европейских левых. Но теперь они стали объектом нового и пристального внимания прежде всего в исключительной работе Рудольфа Баро «Альтернатива в Восточной Европе», но также в более профессиональной и научной форме в исследованиях таких экономистов, как Нути и Брюс[1-14]. Распространение марксистской теории на экономику, политику и социологию не сопровождалось соответствующим распространением на область философии или культуры — своеобразные виноградники западного марксизма. Напротив, в эти годы также появились обобщающие труды Раймонда Уильямса в Англии — материалистическое и культурологическое исследование в самом широком смысле — и труды Фредрика Джеймсона в Соединенных Штатах в более узкой литературной области. В то время как в философии книга Дж. А. Коуэна «Теория истории Карла Маркса — защита», которая впервые применила методологию аналитической философии к основным концепциям исторического материализма, совершенно очевидно, стала вехой десятилетия[1-15].

Библиография такого отрывочного типа, безусловно, не может составить всесторонний, не говоря уже об аналитическом, указатель марксистских работ прошедших лет. Можно было в равной степени упомянуть другие работы и имена. И те, которые были упомянуты, также подвержены ограничениям своих собственных оценок, как и любые из их предшественников. Однако даже такое беглое описание сложного комплекса интеллектуальных изменений, которые нуждаются в более тонком различении, чем возможно провести в настоящей работе, указывает на кое-какие моменты. Хотя мы и можем говорить о реальном топографическом «разрыве» между западным марксизмом и возникающим образованием, основные черты которого я наметил, однако в других аспектах между ними, вероятно, существовала большая преемственность, чем я допускал, даже если она, как правило, носила опосредованный характер.