На «Ра» через Атлантику

Я взглянул на него удивленно: какой еще брезент? В эти минуты совсем забылось, что поход «Ра-2» продолжается и океану нет дела до наших свиданий. А брезентовую стенку действительно надо менять, теперь же, не откладывая. Только где взять материал для заплаты? Придется раздеть хижину, обкорнать ее покрытие — другого выхода нет.

Уселись с Норманом на корме и принялись вшивать в отрезанный кусок брезента веревку, для прочности. Портняжничали долго, закончили, можно устанавливать. Но деловитый обычно Норман медлил:

— Подождем, выкурим по сигарете.

— Да уж сделаем, потом покурим!

Он признался, что ждет инструкций от Тура, не знает, будут ли с «Каламара» снимать на пленку нашу работу, велись об этом разговоры, но конкретной команды нет, а Тур задерживается.

В очередной раз подшвартовался «Зодиак», Тур опять не приехал, что-то он в гостях засиделся. Норман нервничал. Однако в руках Жоржа оказалось миниатюрное радиоустройство, вроде игрушечного телефона, беспроводного, — воки-токи. Воки-токи, примитивная рация, действовала неважно, несмотря на очень близкое расстояние; все же удалось расслышать Тура, он разрешил ставить брезент, не дожидаясь съемок, к моему и Норманову удовольствию.

Съемки состоялись позднее, после ленча. Карло, Тур и Норман пилили ахтерштевень, делая его столь же коротким и безобразным, как и нос. Отпиленные пучки папируса перетаскивали на крышу хижины и расстилали, как стелют сено для просушки, с тем чтобы потом уложить их на корме. В занятии этом не было ничего внепланового, но сегодня, в окружении зрителей, под журчанье кинокамер, наш будничный труд выглядел немного театрально и «Ра» казался чуть-чуть декорацией, а океан — гигантским рир-экраном.

Подумалось: вот и последние съемки. А давно ли были первые, не вчера ли? Обед с вином, финиками и арбузом; Карло достал камеру, протер ее, и Тур, увидев приготовления, сказал: «Минуту!» — и сменил свою металлическую ложку на сувенирную, русскую, деревянную… Не вчера ли начиналось путешествие на «Ра»?..

Вечность промелькнула мгновеньем. «Каламар» выполнил программу, погудел и исчез, мачты скрылись за горизонтом и на воде не осталось следов.

Спасибо ему, но очень он нас растревожил.

Поужинали и уселись на камбузе посудачить, и вдруг — будто каждого прорвало — заговорили на темы заведомо запрещенные: о любви, о супружестве, о темпераментах, о сексуальной свободе и т. д., и т. п., — разгорячились, заспорили. И — спохватились. Пряча глаза, принялись обсуждать возможные варианты близкого финиша. Будет ли это Барбадос, либо Тринидад, или берега Венесуэлы?

Тут явился Жорж (он не ужинал с нами, так как устал после двухдневной работы перевозчиком и сразу после ухода «Каламара» завалился спать). Жорж был всклокочен и зол. Он не дослушал монолога Сантьяго и вмешался:

— Все эти разговоры о Венесуэле — бред. Мы должны идти на Барбадос и остановиться на этом — если будем пытаться достичь большего, то потеряем, что имеем!

В его речи была определенная логика. Но выражения! Но тон! Какой бес в Жоржа вселился?

Нам всем одинаково достается, все устали, парус обнаглел, брезентовые стенки требуют ежедневного ремонта, вахта двойная, стоим парами по три часа, не имеем выходных — в этих условиях надо особенно друг друга беречь.

Помню, в прошлом году закуролесила обезьяна, стала огрызаться, покусала Нормана — мы долго гадали, чего ей нужно, и додумались: смастерили бамбуковую площадку с навесом, домик, и подарили его Сафи, она сразу притихла, немножко одиночества и уюта — вот в чем она нуждалась. Но для себя мы же не можем здесь понастроить одноместных кают!

Первое, что я заметил следующим утром, была снесенная напрочь брезентовая стенка на корме справа. Я позвал Карло, он посмотрел, покачал головой и сказал, что сомневается, можно ли ее восстановить. За последние дни корма здорово осела и волны хлещут через борт двумя водопадами. Какой брезент выдержит?

Карло посоветовал: лучше будет, если снимем остатки стенки и окружим ими мостик. Отступим, так сказать, за внутренний пояс баррикад, отдав врагу предмостные укрепления.

Так и поступили.

Привычная работка: волны налетают, швыряют из стороны в сторону, вокруг дьявольский водоворот. Наощупь находишь веревку, наугад просовываешь под нее другую, ищешь дырку в брезенте, в горле першит, голова болит, ушибленные места ноют. Вначале волны меня еще щадили, а потом пришла одна, хорошо, что я был привязан, — приподняла, повернула и опустила поясницей на поперечину, да так, что я крикнул от боли и злости, — удар классический, такой долго не позабудешь.