— Это я-то не знаю? — повторил Вадим шепотом. — Я хочу тебя! Хочу так, что дышать забываю, когда ты просто на меня смотришь. И не потому, что у меня давно никого не было. Нет. Хочу тебя, потому что это ты! Твои глаза-льдинки… Смотришь, а душа наизнанку! Не знала? Твой смех, который меня реально вернул из тени. Твоя непослушная прядка. Черт! В жизни бы не подумал, что одна прядь может возбуждать больше, чем оголенное тело! А эта прядка такая же, как ты: непослушная, своенравная, свободная… Хочу дочь. Смуглую, черноволосую с твоими удивительными глазами. Хочу сына, чтоб он крохой спал на моей груди. Ты не поверишь, но я даже домик хочу где-нибудь в пригороде. Небольшой такой, с парой грядок на участке и песочницей во дворе. Я не знаю, любовь ли это. Но что тогда, если не любовь? Хочу, чтобы ты всегда — слышишь? — ВСЕГДА была со мной. Рядом. Нет, еще ближе — на расстоянии дыхания.
В следующий миг он едва удержался на ногах. Инна поддалась к нему, и соленые губы нашли его губы. Он не растерялся: поднялся, прижав жену к себе что есть силы. Он целовал ее, как тогда. Соль на языке разжигала такой огонь в сердце, что голова кружилась.
— И почему ты в таких случаях всегда плачешь? — заглянув в глаза, кое-как пробормотал он, оторвавшись от нее на миг.
Она улыбнулась, и слезы заискрились в глазах.
— Потому что я тебя люблю. И я точно знаю, это — любовь!
— Инн, Инн, ты ж понимаешь, да? Я не железный, честное слово! Ты ж понимаешь, что сейчас всё
На щеках девушки заалел румянец. Она еще тесней прижалась. Пальцы зарылись в волосы на затылке мужа — он в ту же секунду покрылся гусиной кожей, едва устояв на ногах.
— Сапог только сними, — проговорила она тихо.
Вадиму было не до сапога. Он целовал ее, раздеваясь прям здесь в холле. Она стащила с него жилетку, потом расстегнула пуговицы рубашки, и узкие ладони легли на его грудь. Стилист подхватил жену, усадил на тумбочку, смахнув всё на пол, и принялся за пуговицы на блузке, чувствуя, как земля уходит из-под ног от прикосновений острых ноготков к шрамам на спине.
— О, да! — выдохнул он, обнаружив под блузой кружевной бюстгальтер. — Ох, уж это кружево!
— А я другого не ношу.
— И не носи.
Он несколько раз порывался унести ее в спальню, но девушка останавливала его, напоминая о сапоге. Вадим дергал бегунок, но тот стоял насмерть.
— Может, ну его?
— Издеваешься? А я с ногой на отлете буду?
— Вот черт! — проговорил Романов и оторвался от жены. Открыл кладовку, достал ящик с инструментами. Инна смотрела на его страшную спину, и больше всего ей хотелось поцеловать каждую полоску. От избытка чувств слезы наворачивались на глаза, но на душе было светло и легко. Завтра она встретится со Славой, и всё войдет в нормальное русло.
Вадим оглянулся на нее и улыбнулся. Ямочки заиграли на щеках.
— Отсюда шикарный вид, — усмехнулся он, глядя на жену.
Инна глянула на себя и покраснела, запахивая блузку и одергивая задранную юбку, а Вадим засмеялся, подошел, поцеловал, повернулся к ней спиной и обнял ногу. Только прихватил плоскогубцами собачку, как позвонили в домофон. Мужчина дотянулся и нажал на кнопку, открывающую дверь внизу.
— Кто бы это мог быть? — тихо спросила Инна, гладя спину мужа, которая была прямо перед глазами.
Романову было плевать на это. Он орудовал плоскогубцами, хотя всё его существо было сосредоточено сейчас на ощущениях. Горячее дыхание жены между лопатками вызывало мурашки по всему телу, что уж говорить о легких поцелуях, которыми она покрывала многострадальную спину. Да он почти ничего не видел перед собой! Но, наконец, собачка поддалась и поехала вниз. Он швырнул плоскогубцы, стащил с жены сапог и повернулся к ней. Смотрел на нее, гладил по лицу, и такая нежность переполняла его, что он боялся дышать полной грудью. Она не отводила глаз, ладони лежали на его груди, и был он рядом — свой, родной, любимый — на расстоянии дыхания. От счастья перехватывало дух.
— Спасибо, что выбрала меня, — проговорил он тихо.
Она улыбнулась сквозь слезы. С каких пор она стала такой плаксой?
— Спасибо, что ты есть, Вадим Романов, — ответила она.
Он склонился над ней и поцеловал, нежно, осторожно, словно пробуя на вкус. И в этот миг, когда весь мир словно растворяется и отходит куда-то в тень, в миг, когда душа сплетается с другой душой, и ты уже не ощущаешь себя вне этого чувства, в этот самый миг раздался звонок в дверь. Супруги оторвались друг от друга.
— Кто бы это мог быть?
— Поздно уже, — сказала Инна.
— Не будем открывать. Мы никого не ждем. Алька уже спит, — ответил Вадим и поцеловал.
Но в дверь вновь позвонили.
— А может что-то срочное? — предположила Инна.
— В десять вечера?
— Ну, мало ли…
В дверь опять позвонили, но уже долго, настойчиво. Пара посмотрела на дверь.
— Я, дико извиняюсь, что прервала вас, но может всё же посмотреть, кто это, — раздалось позади.