На расстоянии звездопада

– Господи, этот пупс думает, что неотразим, как Антонио Бандерас. Хоть бы в зеркало на себя посмотрел. Жирный, слюнявый, да еще и алкота. Кому охота к такому в койку лезть, не понимаю. Конца из-за брюха не видно, а туда же, мачо с техасского ранчо.

Гера, уже побывавшая в постели Сереженьки, лишь ухмылялась, а потом в красках пересказала разговор Синичкиной. Совершенно повернутая на единственном сыне Валентина стала мстить: резала материалы Ульяны, жаловалась на нее шефу, в цвет называла бездарью и лентяйкой и почти добилась увольнения, но на тот момент Ульяна уже навострила лыжи в Москву, и ей было все едино.

В интервью, данном Аньке, Синичкина была более-менее корректна, но тоже не упустила возможности намекнуть, что звезда Ульяны Некрасовой не зажглась бы без ее чуткого руководства. Припоминая обиды, Ульяна рассказала и об этом эпизоде, и, кажется и без того не любившая ее Синичкина глубоко переживала компрометацию сына перед всем городом.

Судя по исказившемуся лицу Синичкиной, откровения бывшей сотрудницы ей явно не понравились. Ульяна пожалела, что не вышла из дома пятью минутами позже. Тогда не пришлось бы стоять под раскаленным солнцем и выслушивать гадости. А гадости не заставили себя ждать.

– У тебя еще наглости хватает со мной здороваться, ага? – усмехнулась она. – После всего, что ты наговорила в своей передачке?

Ухмылка Синичкиной была кривая, на одну сторону, и жилка под глазом заметно подрагивала. Она схватилась за забор, между штакетинами которого торчал крупный, подгнивший с одного бока помидор.

– По-моему, я не сказала ничего такого, чего не было на самом деле, – холодно ответила Ульяна. – Не моя проблема, что вам это не нравится.

– То есть, опозорить моего сына перед всей страной ты считаешь нормальным? Ну, спасибо тебе, милая. Земной поклон!

Она и в самом деле выставила одну ногу вперед, а потом потешно наклонилась до земли, лихо махнув рукой. Выцветшие, покрасневшие, как у самки сенбернара, глаза, смотрели на Ульяну недобро. Сходство с сенбернаршей придавали и обвисшие морщинистые щеки, которые словно колыхало ветром. Ульяна мельком отметила: Синичкина постарела, но все еще была готова перегрызть горло за своего щенка.

– Вот как ты нас отблагодарила, – ядовито сказала Валентина. – Мы тебя в нашу редакцию, как родную… Работать научили… Да кем бы ты была, если бы не мы?

– Странное дело, – усмехнулась Ульяна. – Вот чем большего я добиваюсь, тем чаще встречаю на своем пути людей, которые считают, что я им обязана. Я в газете не милостыню просила, а работала, наравне со всеми, если вы позабыли. И потом, кажется, в свое время я всех вас благодарила довольно часто. Спасибо вам еще раз. А теперь, если вы не против, я пойду.

Она сделала шаг вперед, но Синичкина преградила дорогу.

– Тебе тут никто не рад, – бросила Валентина.

– За себя говорите. За других не надо. Всего доброго. Всех благ, счастья в личной жизни и творческих успехов. Сереженьке привет, жену хорошую и работу стабильную.

Наверное, бить в слабое место не стоило, но Ульяну уже несло. Она чувствовала, как ее охватывает восхитительная ярость, сметающая остатки здравого смысла. Сереженька, кстати, если верить Таньке, снова сидел без работы. Пару лет назад он крупно продулся в карты и, когда кредиторы стали наседать, побежал за помощью, к маме. Синичкиной пришлось продать квартиру, чтобы оплатить прихоти сына и переехать в этот домик, по соседству с Василием. Ни брат, ни Даша новым соседям не обрадовались. Сереженька, наведываясь к маме, периодически справлялся об Ульяне и все выпрашивал номер ее мобильного. Валентина на соседей смотрела волком, никогда не здоровалась и не упускала возможностей послать вдогонку Некрасовым едкое замечание, от которого, по Дашкиным словам, землю разъедало.

– Она же как королева чужих, – говорила Даша. – Плюнула и всё, кожу до костей проело. И потомка своего так же оберегает. Была бы возможность, она бы по всему городу яйца отложила, чтобы нас всех сожрали…

Отвернувшись от Валентины, Ульяна пошла прочь.

За спиной ей померещилось какое-то движение. Она обернулась именно в тот момент, когда твердый помидор с влажным чмоком врезался ей в скулу, разлетевшись влажными красными брызгами. Удар был настолько силен, что Ульяне показалось, что голова оторвалась и полетела прочь, кувыркаясь и подпрыгивая на кочках. Неуклюже переступив, Ульяна взмахнула руками и завалилась в поросли крапивы.

– Кушай, не обляпайся! – расхохоталась Синичкина. – А если мало будет, заходи!

Ульяна потрясла головой и охнула, прижимая пальцы к забрызганной горячим помидорным соком коже. Рядом хлопнула калитка, залаял пес. К Ульяне уже бежала Даша, теряя на ходу шлепанцы. Ульяна почувствовала, как от обиды запекло в носу, а на глаза навернулись слезы. Губы предательски задрожали, но она сдержалась и только зашипела от боли в разбитой до крови коленке.

– Вы что делаете? – крикнула Дарья, подлетая к соседке. – Совсем уже?.. Уля, вставай… ой, у тебя кровь. Пойдем, я тебе перевяжу… Валентина, вы в своем уме вообще? Я вот в ментуру позвоню, вам точно мало не покажется.