Читаем На расстоянии звездопада полностью

Прайд был разряжен в пух и прах. Помимо китайских блескучих нарядов и кислотных маек, Ульяна насчитала пять спортивных костюмов одинакового фасона и, усмехнувшись, подумала: ничего тут не меняется. Все тот же День Сурка.

Развернувшись, она пошла прочь. Из коридорчика, ведущего в дебри продовольственного отдела навстречу, раскинув объятия, выплыл мужчина с испитым, смутно знакомым лицом.

– Некрасова! О, рыба моя, а я смотрю и думаю: ты, не ты?

Ульяне очень хотелось сказать: «не я» и скрыться подальше, но бежать было некуда. Зажатая между припаркованных продовольственных тележек, она жалко улыбнулась, глядя, как к ней идет когда-то великая любовь, Миша Орищенко, в такой же ментовской форме, что и много лет назад, слегка располневший, обрюзгший, расставшийся с большей частью своего невероятного обаяния, на которое она клюнула в юности.

– Привет, привет, – радостно сказал Миша, и даже чмокнул ее в щеку, едва не выбив глаз зажатой в руке корзинкой. – А я думаю: приехала и глаз не кажет.

Он опустил корзинку вниз, и Ульяна разглядела ее содержимое: бутылка водки, нарезанная кружочками колбаса, банка кильки или какой-то другой рыбы и чипсы. Миша проследил за ее взглядом и, лихо улыбнувшись, пожал плечами, мол, ну да, пью.

– С чего я бы должна была глаз казать? – холодно поинтересовалась Ульяна. – У меня что, других дел нет?

Улыбка на лице Михаила стала увядать. Ульяна мазнула взглядом по его фигуре, оглядев с ног до головы, а потом равнодушно отвернулась. Заметив сестру, оживленно болтающей с каким-то тетками, она мотнула головой, мол, иди сюда. Танька прищурилась, а потом, увидев с кем стоит Ульяна, торопливо бросилась на выручку.

– Ну, мало ли… Все-таки между нами кое-что было, – ядовито сказал Михаил. В его голосе одновременно чудился и вызов и некая беспомощность.

– Ну и что? Лет сколько прошло, Миш? Или ты этим гордишься?

– Почему бы и не погордиться маленько? Не каждый может похвастать, что трахал телезвезду. Я ведь до сих пор не понимаю, чего это мы тогда разошлись?

– Потому и разошлись, Миш. Просто я однажды проснулась и поняла, что мудаки – это не моё.

Танька налетела на проволочную тележку и едва не упала. Глядя, на нее, несущуюся как торпеда, Михаил лениво сказал:

– Все шутки шутишь?

– А что мне еще остается? А ты, смотрю, карьеру сделал. Аж старший сержант. Для тридцати пяти лет самое оно.

На лице Михаила заходили желваки. Он хотел было что-то сказать, но подлетевшая Танька не дала ему на это времени. Встречаться с обеими сестрами лицом к лицу он явно не хотел и потому, обойдя Таньку по широкой дуге, поспешил к выходу.

– И ведь совести хватает подходить, – зло сказала Таня. – После всего, что было…

– Какой он страшный стал, – задумчиво сказала Ульяна. – Глаза запали, кожа синюшная… Тридцать пять лет, а выглядит на все пятьдесят. И где только мои глаза были?

– Так он бухает по-черному, – пожала плечами Таня. – И с работы уже сколько раз чуть не выгоняли, да мать жалели. Она же теперь инвалид.

– Да ладно?

– Да. После операции без ног осталась. У нее же диабет. Сидит дома, максимум куда может выползти – на лавочку, да и то, если Миша вынесет. И, знаешь, вроде болезнь должна как-то… очеловечивать что ли? А она еще более злобная стала. Представляешь, если б ты за него замуж пошла?

Ульяна уныло кивнула, глядя в спину удаляющемуся Михаилу, размышляя о сказанных сестрой словах. Может, и ей следует быть более человечной? А Таня, не заметив, какой эффект произвели на Ульяну ее слова, продолжала откровенничать.

– Он ведь после того, как ты уехала и ко мне подкатывал. Давай, мол, сойдемся, я тебя люблю и все такое. Но я отказала. А теперь он жалеет, что меня потерял.

Последняя фраза была произнесена с невероятным самодовольством. Ульяна поглядела на сестру, вздохнула и решительно сказала:

– Пошли отсюда. Не хватало еще кого-то встретить.

Танька послушно потрусила рядом, но почти сразу ахнула, ткнула Ульяну в бок и мотнула подбородком в сторону касс, где безразлично разглядывая витрину стоял коренастый темноволосый мужчина. Рядом с ним отирался подросток лет пятнадцати, подкидывающий в корзину упаковки с чипсами и шоколад.

– Смотри, вон Лешка с сыном стоят, – торопливо произнесла Танька. – Бедный, бедный… Ты знаешь, что он после того случая так и не женился?

Словно услышав ее слова, Алексей поднял голову и натолкнулся на взгляд Ульяны. Она слабо улыбнулась, приветствуя еще один призрак прошлого, смущенно отвела глаза, и даже торопливо двинулась прочь из магазина. Алексей сунул корзинку сыну, отдал кошелек и решительно двинулся следом. Ульяну ему удалось догнать почти у выхода. Довольная Танька отиралась рядом, и не было никакой возможности избежать этой встречи, тащившей в трясину не самых приятных воспоминаний.

– Привет. Я слышал, что ты приехала, но как-то не решался зайти. Здравствуй, Таня.

Танька призывно улыбнулась, чуть ли не виляя хвостом, как Васин алабай.

Перейти на страницу:

Все книги серии Горькие истории сладкой жизни

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези