На разных берегах (Часть 1). Жизнь в Союзе (Часть 2). Наши в иммиграции

Большаков был поражен скоротечностью процесса подготовки к экспериментам и организации самого процесса исследования. Лабораторная установка была создана им за неделю! То, на что дома уходили месяцы, было осуществлено за несколько дней! Это было поразительно! По его заказу буквально на другой день представители разных фирм доставили приборы и оборудование и продемонстрировали их исправность. Не было никаких проволочек и проблем.

Большаков с энтузиазмом приступил к проведению экспериментов. Все операции он осуществлял сам – никаких лаборантов и техников в помощь. Это требовало большего напряжения, зато давало опыт и уверенность в надёжности результатов. В помещении, где была установка, не было даже стула – никаких отвлечений от установки, приборов – работать нужно было стоя, динамично, напряжённо. Зато в комнате рядом: столы, стулья, тишина – всё, что необходимо для расчетов и осмысливания результатов опытов. Продуманность и организованность всего процесса исследований поражала, не могла не импонировать.

Но как быстро пролетели эти два года, в течение которых Большаков подготовил свою диссертационную работу и попутно овладел английским языком. Настал день, когда он пришел попрощаться со своим руководителем – учёным с мировым именем.

– У вас блестящие способности, – обратился к нему седой профессор, – завидное трудолюбие, хорошие руки. Я хочу сделать вам предложение, которого удостаиваются немногие. Предлагаю остаться работать здесь, в этих стенах, со мной. Вы могли бы продолжить начатое направление исследований. Уверен, вас ждёт успех. Что касается материальной стороны, то, думаю, вы в праве рассчитывать на достаточно высокое вознаграждение, которое обеспечит вам хорошую кредитную историю и потому в скором времени вы сможете приобрести жильё и вести достойный вас образ жизни. Боюсь, что совсем другой вас может ожидать там, в России..., - профессор указал на газету, лежавшую на его столе.

Большаков регулярно читал американские газеты. Вначале все, что писалось о ситуации в России, о зверствах НКВД, он воспринимал, как буржуазную пропаганду. Но сообщения становились всё мрачнее, репрессии расширялись, расправы становились всё более жестокими. Такое нельзя было придумать, и Большакову стало ясно, что многое имеет место. Особенно его потрясло, когда в числе репрессированных “врагов народа” были названы имена людей, верность которых делу революции у Большакова не вызывала никаких сомнений.

“Равенство, свобода, братство” – эти слова не были для Большакова просто лозунгом. Это был пламенный призыв, на который он откликнулся всей душой, всем сердцем и без колебаний ещё юношей встал под знамёна революции.

Оторванный от дома, он не мог сам себе объяснить всего того, что происходит там сейчас. Но вера в торжество идей социализма в нем не ослабевала. “Лес рубят – щепки летят,” – утешал он себя известной поговоркой. Ни на минуту не забывал напутственные слова замнаркома перед отъездом в США: “Вам оказано большое доверие. За вашу учёбу мы заплатили большие деньги. Их сейчас так не хватает нам для покупки продовольствия, лекарств. Но мы идём на эти жертвы во имя будущего. Учитесь прилежно и возвращайтесь в готовности двигать вперёд нашу науку”.

Что мог ответить Большаков на предложение своего научного руководителя? Ничего, кроме благодарности за высокую оценку его персоны. И вот теперь, с каждым часом приближаясь к России, он не мог не думать о своём будущем. Ему уже 35, пора создавать семью, заводить детей. Он полон сил, располагает необходимыми знаниями, чтобы успешно работать, хочет работать, любит выбранное дело, но как сложится жизнь...?

Прошло несколько десятков лет. Однажды утром сотрудников одного из Московских институтов в фойе перед проходной встретило траурное объявление. Оно гласило, что скончался один из старейших сотрудников института кандидат химических наук Большаков.

Кто-то на мгновение останавливался и снимал шапку, глядя на фотографию в траурной рамке, кто-то подходил поближе, чтобы прочесть написанный мелкими буквами текст. Некоторые, преимущественно молодые, проходили без остановки, лишь на мгновение, фиксируя в сознании: “Опять кто-то умер из стариков”.

Через несколько дней состоялись похороны. Накануне в Комитет комсомола вызвали несколько крепких, рослых парней.

– К вам общественное поручение, – обратился к ним секретарь, – партком просил помочь им в похоронах – некому выносить гроб. На завтра вы освобождаетесь на весь день от работы.

После завершения печальной процедуры, когда все начали расходиться, один из парней, не так давно работающий в институте, поинтересовался:

– Кто-нибудь может рассказать хоть немного о Большакове, а то, как получается, – принимал участие в похоронах, а о том, какого человека похоронили, кроме фамилии, ничего не знаю.

Все то ли спешили домой, то ли мало знали об умершем, поэтому промолчали. Откликнулся лишь один, одетый не слишком тепло для прохладного осеннего дня.