На разных берегах (Часть 1). Жизнь в Союзе (Часть 2). Наши в иммиграции

- Мы с Большаковым работали в одной лаборатории. Кое-что могу рассказать... Но если не возражаешь, давай зайдём куда-нибудь, посидим, в тепле, возьмём пива...

- Ну, что тебе рассказать, – начал он, когда ребята устроились за не слишком чистым столом какой-то забегаловки, потягивая пиво прямо из горла бутылок.

Как учёный он был довольно известным в своей области – лауреат Сталинской премии. Однако по служебной лестнице высоко не поднимался, несмотря на большой партийный стаж. Я не знаю причин. Может быть, из-за своего несолидного вида? Был он маленького роста, щуплый, с некрасивым простым лицом, большим носом картошкой, изъеденным оспой, маленькими узкими глазами, редкими волосами не то русыми, не то седыми. Одевался очень просто. Даже сверхскромно. В ненастную погоду носил давно вышедшие из моды калоши. Имел неприличную привычку подтягивать брюки, как будто терял их.

Был он замкнутым человеком. Неохотно шел на контакты. Никогда не ходил в столовую – что-то разогревал на плитке из принесённого из дома. Никогда ничего не рассказывал о себе. Ни с кем на работе не был близок. Также скромно он жил. Всю жизнь в общей квартире со множеством соседей и лишь за несколько лет до смерти переехал в хороший дом в квартиру, где его соседями была всего одна семья. В общем, внешне заурядная, серая личность.

В то же время мне рассказывали о его героическом прошлом. Не знаю, правда это или нет, но он якобы служил в гражданскую войну в Красной Армии. В качестве разведчика был заслан в Самару, где обосновались белочехи. За хороший почерк был зачислен в штаб писарем, откуда регулярно передавал своим важные сведения. Много дней как бы балансировал на острие ножа, проявляя завидное хладнокровие и мужество. Каким-то чудом узнал о своём провале. Накануне ареста ночью бежал. Потом воевал с басмачами в Средней Азии. Был награждён высшей в то время наградой – орденом “Красного Знамени”. Получил ранение. Лечился в Москве, а затем пошел учиться и закончил химико-технологический институт. В числе наиболее способных и, одновременно, преданных революции, был направлен на учебу в США. Проучился там два года и вернулся хорошо подготовленным исследователем, а затем всю жизнь проработал в нашем институте.

Его дотошность и скрупулезность при подготовке экспериментов была просто феноменальной. Однажды я был свидетелем того, как он сваривал термопары. Казалось, чего тут может быть проще: скрутил два зачищенных конца проводов и ткнул в электрод. Так нет, Большаков повторял эту процедуру с одними и теми же проводами раз десять, после каждой сварки тщательно рассматривал спай в увеличительное стекло, срезал его, неудовлетворённый результатом, повторял сварку вновь и вновь, пока не убедился, что спай получился нужной формы, нужных размеров, а, главное, хорошо проваренным. Пайку серебром при сборке установки производил с ужасной дотошностью сам лично. Механик, в обязанности которого входило это осуществлять, лишь ассистировал, подавая инструменты. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что лучшего экспериментатора в нашем институте не было.

Расскажу тебе один просто анекдотический случай, который, однако, свидетельствует о выдержке и находчивости Большакова, которые ему, надо полагать, помогали и в гражданскую войну.

Как ты знаешь, мы работаем с горючими и взрывоопасными газами. Периодически нас посещают пожарные инспекторы. Однажды заходит инспектор в комнату Большакова. Стучит вакуумнасос, включены приборы, установка работает. Большаков сидит с дымящейся в мундштуке сигаретой. У инспектора просто глаза вылезли из орбит при виде такого грубого нарушения техники безопасности. Конечно, Большаков не был ни авантюристом, ни невеждой. Он хорошо просчитал, что если бы из установки попал в помещение даже весь находящийся в ней газ, то все равно взрыва бы не произошло, и потому его курение было безопасным. Формально же это было грубое нарушение, влёкшее за собой административное взыскание и другие неприятности.

Инспектор поднял страшный крик. Большаков сидит, пишет. Никакой реакции. Крик продолжается. Большаков безмолвствует. Такая ситуация длилась несколько минут, пока сигарета не затухла. После этого Большаков спокойно обращается к инспектору: “Что вы кричите и мешаете работать?”

– Вы курите, у вас открытое пламя в руке!

– Где? – удивлённо спрашивает Большаков, – Это вы о сигарете? Так она загашена. Можете в этом убедиться.

Инспектор ушел ни с чем.

Но, пожалуй, самым интересным в жизни Большакова было одно событие...

– Что же это?

– Рассказ и так получился очень длинным. Боюсь, что тебе всё это уже наскучило?

– Нет, что, ты! Я слушаю с интересом, а сейчас ты меня прости, заинтриговал. Прошу продолжить, если у тебя ещё есть время, но через минуту. Я только ещё возьму пива.