На развалинах Мира

— Немножко? Я же вижу, что с тобой происходит! Нет, со мной ты испытаешь все! И мне это — нравиться. Мне честно — нравиться… Правда. Я испорченная, все должно быть по иному… Но я тоже так хотела. Хотела, чтобы ты взял меня так. И мне было хорошо… Это и боль, и наслаждение — все сразу.

Она легла мне на плечо.

— Мне стыдно…

— Почему?

— Я заставил тебя…

— Вовсе нет. Не казнись… Ты хотел этого, и я хотела. Я не лгу тебе — мне на самом деле было хорошо. Я не совсем нормальная, наверное, но это так.

Какой-то озноб по всему телу, дрожь… Да, я чувствовала боль, но ее можно было вытерпеть. И восторг, и, даже — оргазм… Он совсем другой, но тоже, был. Но ведь с тобой все стало по другому!

— Ты обманываешь меня…

Ната приподнялась повыше и я оказался в ложбинке между ее грудей.

— Я обижусь, если ты будешь так говорить. Как ты не поймешь — я люблю тебя! Я вся, до кончиков волос, хочу принадлежать тебе! Неужели ты мне не веришь?

— Солнышко мое… верю!

— И не думай, что ты меня заставляешь спать с собой! Я, я хочу тебя, хочу постоянно чувствовать тебя в себе, твои руки, твои губы, твой…

Я закрыл ей рот поцелуем.

… — Тебе понравилось то, что я сделала?

От неожиданности я вздрогнул — я считал, что она уже спит глубоким сном.

Но Ната, не открывая глаз, покоилась у меня на плече и терпеливо ожидала ответа.

— Я думал, ты уснула… Ты о чем?

— О том, мы с тобой сегодня испытали. Тебе понравилось?

Я смутился. Одно дело — брать женщину так, как хочешь, и совсем иное

— говорить с ней об этом после…

— Конечно. Я ведь уже сказал, что очень.

— Я хотела услышать еще раз… Я достаю тебя разговорами, Да? А, настоящая женщина в постели прежде всего должна помнить о другом… О том, что она должна быть на кухне — кухаркой, на приеме — леди, а здесь…

— Ты опять!

— Нет. Это не я — это такая пословица… или высказывание — не помню. Но я считаю ее верной. Не позволяй мне больше говорить — когда мы лежим вместе.

Лучше бери меня — так, как ты хочешь… И не стесняйся говорить мне о своих желаниях — даже самых сокровенных.

— Твой бы опыт… Нет, я не то хотел сказать! Твой бы ум, да многим…

— Я не сержусь. Это единственный плюс, который у меня есть — оттого, что было. А вот твою силу — тоже, не сравнить… Ты заметил, что можешь быть со мной так часто, как тебе хочется? Или, как хочется мне…

— Да. И сам поражаюсь этому. Я раньше не обладал такой… потенцией. Это, наверное, потому что нас тоже задело излучение…

— А в руках появилась такая сила, что ты оказался способен одним ударом проломить башку той зверюге, которая чуть не закусила мной и тобой! Да,

Дар, так и есть. Мы изменились. Но ты — больше, чем я. Я даже не чувствую в себе ничего нового — хотя должна была бы. А вот ты — другое дело. Я не знала мужчин, чтобы в твоем возрасте были столь же неутомимы и ловки. И это, твое внутреннее предугадывание опасности — оно меня порой даже пугает…

— У меня и сейчас нет никаких бицепсов. Правда — я напряг руку. — Вместо прежнего, дряблого мясца, кое-что появилось. А ты не допускаешь, что это просто результат упорного труда? Древним людям тоже приходилось выходить с копьями на пещерных медведей, и никакое излучение или мутация были тогда ни при чем.

— Лучше не надо — про медведя… — Ната непритворно охнула. — Если уж такие жуткие твари получились из обычных крыс — то, что могло статься с теми, кто переродился в лесах?

— Или полях…

— Или морях, да? Последнее еще страшнее — вон какие монстры появились в озере!

Мы оба замолчали, представляя себе ту пугающую неизвестность, которая теперь могла встретить нас при выходе из пределов городских руин. Да, и как мы уже убедились — и в самом городе…

— Расскажи мне, что ни будь…

— Сказку?

— Хотя бы сказку… Если ты считаешь, что я еще в них могу верить.

— Не сумею. Я и своему ребенку их никогда не рассказывал.

— Почему?

— Ну… Во-первых — просто не умею. А во вторых — это, все-таки, прерогатива матерей!

— Это заблуждение, Дар. Я вот всегда предпочитала, чтобы мне сказки рассказывал отец — у него получалось намного интереснее!

— Выходит, он умел это делать лучше — вот и все.

— Он просто больше меня любил…

Она умолкла. По внезапно повлажневшему плечу я догадался, что Ната плачет.

— Наточка… Не надо, родная моя…

— Нет, нет… я уже все! Сама ведь предупреждала — не надо разговаривать…

— Это означает только то, что ты вовсе не такая уж железная, как хочешь казаться.

— Не железная… Ледяная я, Дар. Как сухой лед, который в холодильнике, под верхней полкой, валяется. Возьмешь в руки — не тает, а обжигает. И потом, только грязные разводы на ладони остаются. Вот и я — так же…

— Это все — в прошлом.

— Дар… Она тоскливо вздохнула и молча улеглась мне на грудь. Я гладил ее по спине, по угловатым лопаткам, проводил ладонями по ключицам, спускался ниже — к ягодицам и, не желая дать ей понять, что загораюсь новым желанием, вновь поднимал руки выше… Ната, вначале лежала молча, но, потом, стала даже подмурлыкивать… — настроение вернулось к ней, и я успокоился.

— Так приятно… Ты умеешь делать массаж?

— В общем то — да. Но сейчас — не стану.

— Но, Дар…