На развалинах Мира

Я просто прижал ее к себе. Состояние недавнего умиротворения, словно по мановению волшебства, начало сменяться предчувствием нового блаженства… Ната вывернулась из под меня и уселась мне на живот, ее груди нависли над моими губами, чем я не преминул воспользоваться. Ната часто и прерывисто задышала, отдавшись моим ласкам. Она подставляла мне то одну грудь, то другую, иногда прерывая это занятие поцелуями. Постепенно и я и она снова пришли в раж, и я опять ощутил в себе силы. Ната спустилась с меня на пол, встав на колени. Я присел было перед ней, на край постели, сжимая ее лицо в своих ладонях, но она опять заставила меня откинуться на спину. Я прикрыл глаза, ожидая ее, не заставивших себя ждать, ласк. Ната вновь проделала с членом ту прелюдию, которая прошлый раз привела меня в исступление, но теперь я уже мог сдерживаться, ожидая большего. Она нежно прикоснулась к головке губами, потом еще и еще раз, и постепенно, по миллиметру, не прекращая трогать его язычком, слегка взяла его в себя.

Потом отпустила и повторила все вновь. Так продолжалось некоторое время, и с каждым разом, она все глубже втягивала его в себя. Не позволив мне взорваться, она освободила член и начала обдувать его своим дыханием, давая мне возможность успокоиться. Добившись нужного результата, она слегка изменила свои действия — теперь Ната, не забирая член ртом, только облизывала языком уздечку, иногда отвлекаясь на то, чтобы очень и очень бережно, попеременно, заглотнуть яички. У меня все плыло перед глазами…

Было такое ощущение, словно уже все закончилось — и мгновенно начиналось заново! Ната опять стала целовать головку члена, вбирая его в себя. Она положила свои ладони мне на бедра, ничем не ограничивая мои непроизвольные устремления погрузиться в нее как можно глубже. В какой-то момент мне показалось, что от моих порывов она может задохнуться, и я отпрянул назад.

Но Ната, прижавшись к моим ногам, опять взяла инициативу в свои руки. Она все чаще и все глубже насаживала себя, почти дотрагиваясь губами до корня моего отростка, так, что я чувствовал, как касаюсь головкой стенок ее горла. Это было неописуемо! Сдерживаться больше не было сил — я застонал…

Ната на мгновение оторвалась от меня и тихо произнесла:

— Ну что ты, родной мой… Не мучай себя… Кончай, не бойся… Я хочу этого… хочу тебя всего. Полностью…

Она вновь приняла мой член, и через несколько секунд у меня все поплыло перед глазами… Я извергся в нее, как мне казалось, нескончаемым могучим потоком бурлящей лавы… При каждом движении ее узкое горло так плотно обхватывало ствол члена, так нежны и настойчивы были эти касания — мне в затуманенном разуме чудилось что я весь таю и вхожу в нее и растворяясь там. Наверное, я кричал от блаженства… Ната ни на секунду не отрывалась от меня, и я потерял способность что-либо соображать… Она жадно целовала мой член, собирая капли моей силы и промокнув все салфеткой, выгибаясь и мурлыча как кошка, прилегла рядом, подложив под голову мою руку.

Мы не произносили больше ни слова. По ее счастливой, умиротворенной улыбке, по чуть дрожащим перебирающим мои волосы пальцам, по наступившей у нее истоме, я догадался, что доставленное мне блаженство, она разделила вместе со мной… И, возможно, оно было не меньшим, чем если бы я брал ее обычным способом. Или, сам, лаская ее лоно… Это открытие еще больше наполнило меня нежностью к лежавшей возле меня девушке. Я осыпал ее поцелуями, что-то шептал бессвязно и повторяясь бессчетное количество раз.

Ната, видя до чего меня довела, сама с подозрительно заблестевшими глазами, уткнулась лицом в мою шею.

— Я так боялась…

— Все было прекрасно!

— Боялась, что не получится… Что я в последний миг вспомню тех…

— Не надо! — я закрыл ей рот, сразу прижав к себе. — Все было просто прекрасно! Так хорошо мне не было никогда! Спасибо тебе, солнышко!

По ее вздрагивающим плечам, я догадался, что она плачет, приглушенно всхлипывая и роняя слезы мне на лицо. Спазмы скрутили меня самого, и, еле удерживаясь от проявления такой же слабости, я с силой прикусил себе губы, так прижав к себе девушку, что она вскрикнула от боли.

— Ната! Наточка! Не надо, родная моя! Не надо, хорошая! Забудь об этом, навсегда забудь! Нет ничего между нами! Только ты имеешь для меня значение, а больше я ничего не хочу знать! Есть только мы с тобой, ты и я!

И я… Я люблю тебя! Люблю!

Я усыпал ее поцелуями, снимая губами, соленые капли с ресниц, гладил по вьющимся волосам, проводил ладонью по узким лопаткам… Ната затихла, доверчиво прижавшись ко мне, как ребенок прижимается к матери… Я уже подумал, что она, наконец-то, уснула, но девушка неожиданно тихо произнесла:

— Вымотала я тебя сегодня… Но мне хотелось, чтобы ты взял меня всюду.

Чтобы стать твоей полностью… Ты не сердишься?

— О такой женщине… девушке можно только мечтать. И я благодарен небу за то, что оно дало мне тебя!

— Я того не стою… Ты так все воспринял… Неужели ты не испытывал такого раньше?

— Почти нет. Вернее — точно, что нет. Не стоит даже вспоминать. Мне никто этого не давал.