На развалинах мира

Я поднялся на холм. Он теперь стал не то что маяком, указывающим на наш подвал, а чем-то вроде фетиша. При виде холма я, откуда бы ни возвращался, сразу наполнялся уверенностью в завтрашнем дне. Не нужно опасаться голодной смерти или непогоды — всегда можно укрыться в больших, надежных помещениях склада. Во все стороны от холма простирались развалины города. Где-то выше, где-то, наоборот, много ниже мест нашего обитания. Что ждало меня в будущем? И ради чего стараюсь, преодолевая все эти ухищрения природы, так осложнившие жизнь? Теперь я предполагал, что уже не один — где-то там, в неизвестном направлении, могли оказаться те, встречи с которыми так жаждал. Но сколько времени пройдет, как произойдет эта встреча? Слишком далеко могли оказаться такие же одиночки, как я… А из собаки, как ни старайся, не сделать человека. Уйти в еще более дальний поход? Дойти до пределов, где земля упрется в горы — и уже там продолжить поиски? Но есть ли в том смысл? Катастрофа все перевернула вверх ногами… И существуют ли теперь эти горы вообще? Вдруг они тоже провалились куда-нибудь в бездну! В городе я мог быть уверен в своем будущем. Был, конечно, еще один путь для разведки — Большой провал. Но даже мысль, что туда придется спускаться, приводила в трепет. Всю жизнь, всегда, я боялся высоты. Это не просто, трусость — а самая настоящая болезнь. И когда мне приходилось совершать поступки, связанные с лазанием по обрывистым склонам, или стенам домов, душа сворачивалась в тугой комочек и пряталась куда-то ниже пяток…

Я обладал несметными богатствами — и не мог до них докопаться. Мог прожить годы, ни о чем, не заботясь — и с отвращением смотрел на ряды коробок и банок, забыв о том, как неистово желал их найти, каких-то пару месяцев назад. Мог бродить, где вздумается, делать все, что хочу — и никто не станет на пути. Но этого-то мне и не хватало. Я был один — не считая преданного пса. Сумасшествие, один раз овладевшее мной, кажется, стало возвращаться — или это действовал укус моего друга, полученный, когда я пытался его забрать из логова. Дни шли за днями — я чувствовал, что если ничего не поменяется, то скоро стану выть не хуже пса. Спасти меня от бешенства могла только постоянная занятость чем угодно. И лучшее, что смог придумать, — отправиться в новый поход, куда бы он ни был направлен!

Раньше, когда слышал, какие испытания наваливаются на психику человека, оставшегося вдруг в полном одиночестве, не мог понять — почему столько драматизма? Ну, нет никого… и что? Иной раз даже хотелось, чтобы все куда-нибудь исчезли, и появилась возможность просто побыть в тишине. Дико, но мое желание сбылось… Сбылось так, что от этой мертвой тишины хотелось выть волком!

Только щенок — верная и неразлучная тень — сопровождал меня в вылазках и путешествиях. Он терся об ноги, выпрашивал ласку и внимание. А я, забываясь, порой начинал разговаривать с ним. Да еще и удивлялся, что не слышу ответной речи!

— Что ты там опять унюхал?

Пес увлеченно копался в очередной куче хлама. Его нос вбирал в себя недоступные мне запахи — он поскуливал от переизбытка чувств, водил им по ветру и всеми четырьмя лапами старался прокопать нору в глубине этой кучи.

— Что, талант землекопа пропадает?

Щенок не оценил шутку. Гавкнув что-то, продолжал рыть свою яму. От нечего делать — мы не спешили — я присел рядом, на слежавшуюся землю. Это была даже не земля — та взвесь, которая падала на мою голову всю зиму. Спрессовавшись под нескончаемыми дождями, она стала столь же крепкой, как твердая порода. Только за пределами города, там, где почти не встречались каменные строения, она как-то разлагалась в почве и не затвердевала настолько сильно. Теперь я понимал, почему дикари, про которых случалось смотреть кино, или телефильмы, всегда носили на задней части какую-нибудь ткань. Повесив кусок пледа по их примеру, я сразу оценил такой способ предохранять кое-какие участки тела, от неблагоприятного воздействия холодных камней. А ведь присаживаться на отдых приходилось часто, причем не на самые подходящие камни или глыбы. Подумав об этом, я с грустью усмехнулся — вот так! Одеваюсь, как дикарь, ем, как дикарь, наверное, скоро стану и думать так же… Разве только что пока еще не охочусь — но что-то подсказывало мне, что это не за горами…

— Как ты думаешь, щеня, когда я начну сходить с ума?

Хорошо, хоть он меня не понял — я бы точно свихнулся, начни он смотреть на меня, после этих слов с укоризной — что, мол, несешь, хозяин? Он рылся в яме — наружу уже торчал один хвостик.

— Смотри, морду себе не оцарапай! Как я потом тебе ее лечить буду? Не пластырь же накладывать…

Ответом донеслось приглушенное сопение — он меня не слышал. Небосвод заметно потемнел. Первый признак, что через несколько минут нас опять начнет поливать, какой-нибудь дрянью. Я уже научился определять, когда пора сматываться в укрытие, и решил поторопить пса.

— Закругляйся! Нам пора!

Хвост вертанулся еще разок и замер. Из глубины донеслось приглушенное и злое рычание.

— Крыша поехала? Вылазь, тебе говорят!

Рычание стало еще более грозным.