На развалинах третьего рейха, или маятник войны

Самолеты уже начали разбег перед взлетом, когда из последнего, пилотируемого скромным двадцатилетним младшим лейтенантом Мансуром Зиянбаевым, для которого это был второй боевой вылет, выскочил прямо на полосу пришедший после госпиталя сержант и, катаясь в истерике по земле, заорал: «Не полечу!» Командир полка потряс кулаком: «Вон отсюда!», затем, увидев меня, приказал: «Парашют!» Я схватил парашют, подбежал к самолету, чуть не на ходу залез в кабину. Мансур догнал группу над аэродромом истребителей прикрытия и занял место замыкающего.

Над Эльтигеном, как всегда, дым, видны сполохи взрывов снарядов и бомб. Падают сбитые самолеты. Мы с ходу сбрасываем бомбы, снижаемся и, стреляя из пушек и пулеметов, проходим вдоль плацдарма. По нам с земли бьют из всех видов оружия, к нам прорываются «мессершмитты», но прикрытие на месте, и мы вырываемся из огненного ада живыми.

Но не зря тот парень почуял свою смерть: при сборе группы самолет Зиянбаева, как часто бывает с замыкающим, отстал. Для истребителей такие самолеты — подарок, их сбивают в первую очередь. Первую атаку двух «мессершмиттов» я отбил, но это их не остановило. В наш самолет попало несколько крупнокалиберных пуль, повредив переговорное устройство, поэтому летчик не мог знать, что делается у него сзади, к тому ж он не мог слышать моих команд и делать вовремя нужные маневры. В бою нас прикрывал только один ЛаГГ, хотя свое дело он делал мастерски.

Немцы прекрасно понимали свое преимущество. Они парой пошли на Зиянбаева, а тот почему-то стал уходить на максимальной скорости по прямой как раз то, что и нужно было «мессерам». Я взял в прицел ведущего и, когда он сократил между нами расстояние до ста метров, нажал на гашетку. Видимо, попал: «мессершмитт» взмыл вверх, где его сразу настиг идущий нам на помощь ЛаГГ прикрытия. За ведущим вражеской пары потянулся черный шлейф густого дыма. Но, увлекшись боем с немецким истребителем, я упустил из виду ведомого, а он, воспользовавшись этим, подобрался к нам снизу и завис в «мертвом пространстве», готовый к атаке. Немецкие истребители знали, что бронированный Ил-2 поразить можно было только с близкого расстояния, знали и то, что его турельная установка имеет ограниченный угол стрельбы. Для его увеличения необходимо четкое взаимодействие летчика и воздушного стрелка. Немец, видимо, почувствовал, что на сей раз такого взаимодействия у нас нет…

Опасность всегда страшна своей неожиданностью. Когда «мессер» завис под нашим «подбрюшьем», по всем канонам это означало одно: нам конец. Однако ощущение конца кого-то сковывает, а кого-то, наоборот, раскрепощает. Бредовая мысль: стрелять через фюзеляж своего собственного самолета. Но так поступил когда-то, как я читал во фронтовой газете, стрелок-радист бомбардировщика. Да, можно перебить тяги рулей, и тогда — точно хана. Но эти тяги да и все остальное вот-вот перебьет немецкий ас…

И я, примерно прицелившись, прошил пулеметной очередью фюзеляж своего самолета. Зиянбаев, посчитав, что самолет достала очередь незамеченного им немца, моментально скользнул влево. Это нас спасло: короткая очередь «мессершмитта» нас не задела, но зато он напоролся на мою длиннющую очередь отчаяния, от которой пулемет захлебнулся и отказал.

Немецкий самолет, перевернувшись через крыло, рухнул вниз…

Раз мы выжили, надо попробовать жить и дальше. С ужасом посмотрев на изрешеченный фюзеляж, я решил проверить, не задеты ли тяги рулей: при маневрах они могут оборваться и… Впрочем, об этом я уже говорил. Раскрыв «райские ворота» (так шутя мы называли бронированные створки, прикрывавшие кабину стрелка), я полез смотреть тросы. К счастью, все оказалось в порядке. ЛаГГ то и дело возникал надо мной, и летчик делал рукой знаки, видимо желая что-то сообщить. Но что? Узнаем мы это лишь на земле.

Сели благополучно на своем аэродроме. Зиянбаев зарулил на стоянку. Я заметил, что сопровождавший нас ЛаГГ приземлился перед нами. Мы с Мансуром вылезли из кабин, посмотрели друг на друга, на, развороченный фюзеляж самолета и побрели на командный пункт. У входа стояли наш командир и… Владимир Истрашкин. Так вот кто прикрывал нас!

Зиянбаев доложил о выполнении задания, а я не очень связно — о «мертвом» пространстве, поврежденной машине, «мессерах».

— Ничего, машину исправим, — похлопал меня по плечу командир.

В разговор вступил Истрашкин:

— А я смотрю — вроде знакомая личность…

— Вы знакомы? — спросил его Соколов.

— Еще с Дальнего Востока. Это ж наш бывший оружейник. Молодец: лихо срубил «мессера»! — обнял меня Истрашкин.

Подходили все новые ребята, и приходилось рассказывать снова и снова… Всем хотелось знать подробности: а вдруг сами с таким встретятся в воздухе?

Наступали сумерки. Истрашкин, попрощавшись, улетел на свой аэродром. Из нашей шестерки Илов возвратилось только три, а другие, с повреждениями, сели на других аэродромах. Как потом выяснилось, в этом боевом вылете был ранен в руку воздушный стрелок Николай Храмов. Его летчик произвел посадку на ближайшем подлетном аэродроме, чтобы скорее оказать ему врачебную помощь.