На реках Вавилонских

Областная филармония, Павлодарский театр имени Чехова и Петропавловский драматический были точками притяжения для ссыльных. Они подрабатывали там актерами, музыкантами, ставили спектакли. Вели драмкружки среди заводских рабочих, танцевальные классы для девочек, ставили голоса молодым казахским баритонам. Во время войны выступали по больницам перед ранеными.

После работы Тамара аккомпанировала «лишенцу» Георгию Кугушеву. В Филармонии сосланный режиссер Свердловской музыкальной комедии ставил опереточные номера. Вечерами, когда они собирались в комнатушке с видом на Иртыш, он перебирал гитарные струны и тихонько напевал: «Четвертые сутки пылают станицы»…

– Это вы сами сочинили, князь?

– «Мелькают Арбатом знакомые лица». Нет, Тамарочка, не я. Мой родственник, князь Александр Кугушев первый раз спел ее в Киеве, в 1918, после Екатеринославского похода.

Тамара слушала, подперев ладонью щеку, и представляла лица своих дядьев, маминых братьев, Григория и Павла Магдебургов.

…«По Дону угрюмо идем эскадроном»…

6

Река Пряжка

– Галочка, мама письмо прислала. – Галя удивилась, услышав необычно радостный голос Евгении Трофимовны: невесела была обычно бабушка, когда читала письма из Павлодара. – У тебя снова будет отец.

– Папа? Папа вернулся? – Маленькая Галочка схватила бабушку за руку, пытаясь понять, о чем та говорит.

– Ах, Галочка, нет. – Евгения Трофимовна помолчала: что сказать? – папы давно нет в живых. – Твоя мама встретила хорошего человека. Она пишет, что Олег Константинович тоже из Ленинграда, ссыльный. Они поженятся, вернутся, и у тебя будет семья.

– Когда они вернутся, бабушка?

Река Иртыш

* * *

Снегири взлетают красногруды…

Скоро ль, скоро ль на беду мою

Я увижу волчьи изумруды

В нелюдимом, северном краю.

Будем мы печальны, одиноки

И пахучи, словно дикий мед.

Незаметно все приблизит сроки,

Седина нам кудри обовьет.

Я скажу тогда тебе, подруга:

«Дни летят, как по ветру листье,

Хорошо, что мы нашли друг друга,

В прежней жизни потерявши все…»

П. Н. Васильев

20 октября 1941 года Тамара Михайловна в своем закутке за сценой печатала ведомости. Дверь распахнулась, чуть не слетев с петель, и в комнатку ворвался директор кинотеатра. С трудом попадая губой на губу, он швырнул на стол трудовую книжку и заорал: «Иди, тебя вызывают!»

Тамара взяла в руки документ и открыла последнюю страницу: «Уволена по распоряжению НКВД». Она собрала из ящиков какую-то мелочишку, сняла в гвоздя беретик и кофту и вышла, не поворачивая головы, мимо одеревеневшего от страха директора.

Заместитель начальника районного ГПУ, у которого Тамара Михайловна еженедельно отмечалась, вальяжно раскинулся в кресле. Живот, на котором не сходился полувоенный пиджак, вываливался и складкой нависал над ремнем. Подцепив двумя пальцами лежащий перед ним бланк, гэпэушник помахал им в воздухе. Тамара Михайловна узнала заполненное ее подчерком заявление, которое они с Олегом подали вчера в ЗАГС. Покрытые рыжими волосками пальцы медленно и сладострастно разорвали бумагу на четвертушки и метко швырнули в корзину. Гэпэушник поднялся, опершись руками на край стола, и заорал, будто желал, чтобы слышен был его мерзкий голос во дворе:

– Что губы раскатали? Таких, как вы, на фронте гусеницами давят! Думаешь, мы вам позволим тут шашни разводить? Вон, смотри!

Он ткнул рукой в сторону окна, и Тамара невольно обернулась. В наручниках, между двух конвоиров с винтовками наперевес, шел Олег. Конвоир открыл дверцу эмки и рявкнул «Не оглядываться!»…

Спустя много лет, уже в 50-е годы, в квартиру на Климове придет мужчина в ватнике: «Мне Наумову Тамару Михайловну». Соседи объяснят, что она на работе, и укажут на дочь.

«Мне надо передать Тамаре Михайловне, что человек, которого она знает, находится в бухте Нагаева».

Но и в 1954 он не вернется в Ленинград вместе с другими реабилитированными…