На рубеже веков. Дневник ректора

В три часа состоялся специализированный совет. Это первая у нас в институте защита докторской диссертации: Дима, тема диссертации и имя-отчество и фамилию диссертантки, у Льва Ивановича. Во время защиты мне понравился отзыв ведущей организации кафедры теории литературы МГУ — они предостерегали диссертантку против конъюнктурных счетов: «Разгром» Фадеева — неплохой роман, не следует наносить булавочных уколов против критиков революционных демократов. Очень понравилось выступление старика Лазарева из Педуниверситета. О, эта тихая размеренная манера спокойно говорить беспощадные вещи.

По телевизору говорят только о Гусинском. Все померкло оттого, что ущемили гражданина двух стран. В Мадрид даже выехал вице-президент моста Игорь Малашенко, чтобы на параллельной Путину пресс-конференции привлечь внимание журналистской общественности к ущемлению миллионера. Он собирается ехать еще вслед за Путиным и в Берлин. Что интересы государства, что родина и ее президент, успех его первого государственного визита, если совершенно безвинный миллионер не бравший никогда ни одного ломаного гроша ни у кого, сидит в следственном изоляторе и испытывает неудобства. Впрочем, я за него успокоился: в Бутырке он в камере с двумя соседями: фальшивомонетчиком и другим джентльменом тоже из интеллигенции, изолированным за экономические преступления. Владимиру Александровичу в камеру поставили цветной телевизор, теперь он может с большей пристальностью наблюдать за тем, как стараются его холуи. Олигархи сплотились, потому что понимают, что каждый из них в досягаемости закона. Бизнес в нашей стране в рамках правил вести трудно, а разбогатеть можно было только на преступлениях, воровстве и разбое. Народу, естественно все по фигу. Он только смотрит в лицо Гусинского, которого показывают, как на скорбной церемонии, в уголочке кадра, и отчетливо видит, что какой-то он не такой, как все они.

Стараюсь ездить теперь с Сережей Осиповым, естественно полагая, что нечего через Федю невольно снабжать О.В. информацией о себе и своей семейной жизни. Правда, В.С. любила с ним говорить. Поздно позвонил старый выпускник Женя Тюрин, ученик Приставкина, который проездом, у которого украли сумку, который врун, талантливый человек, который много раз дерзил мне, брал какие-то деньги у меня на зубы и пропивал; попросил на этот раз дать возможность переночевать ему в общежитии. Какие же гадости Женя рассказывал у меня за спиной, Чего ты, Женя, не позвонишь своему любимому учителю Анатолию Игнатьевичу Приставкину? «Он не мой любимый учитель, он все пять лет рассказывал о своей комиссии по помилованию». Пришлось звонить домой С.И. Лыгареву и договариваться о подконтрольной ночевке парня. Но просто так это все не закончится.

15 июня, четверг. Клейнер получит свою премию, или я перепутал, или меня перепутали, но я не приехал на заседание президиума. Из дома отправился в общежитие. На обратном пути машина шла мимо Бутырской тюрьмы. На солнцепеке, у въезда стерегут каких-либо вестей от Гусинского с пяток телекамер. Вот это упорство. Вот это отстаивание прав одного богатого человека. Противостояние на Калке.

В общежитии наши рабочие трудятся над полем боя, оставленном Ильей Шапиро, над шестью комнатами. Ремонт.

16 июня, пятница. Заочники сдавали госэкзамены — философию. На две трети вопросов я бы не ответил и сам, поэтому с удовольствием сидел и слушал. Потом пришла совсем слепая Алла Александровна Андреева, вдова писателя, и я отдиктовал с полдюжины пригласительных писем. Мемориальную доску мы будем устанавливать в институте в среду.