Вечером еще два известия. Возникли сложности с прилетевшей к нам на летнюю школу итальянкой из группы Никулеску. Наши ребята до ночи сидели в аэропорту, но из-за какой-то паспортной неразберихи девочку депортируют. И еще Фабр, который уже несколько дней живет в нашей гостинице, сказал, что у Ирэн Сокологорской рак печени. Чем это все кончится? Хорошо, что мы успели присудить ей премию почетного доктора, теперь успеть бы вручить мантию и диплом.
29 июля, суббота. Пустой хлопотливый день с одной радостью — съездил на дачу. До этого сидел над версткой своих дневников — выкорчевывал из них все непринципиальные желчные мои инвективы и тушил еврейскую терминологию.
Года четыре я не ездил по Киевскому шоссе, сколько же, оказывается, настроено, какие развязки, переходы и какое многополосье! Очень много сделано городскими властями, но теперь после принятия нового закона о местных сборах, в Москве такой свободы с финансами, наверное, не станет. Впрочем, пару дней назад показали, как за неуплату коммуналки отключили от горячего водоснабжения несколько больниц. Сегодня М.К вышел с заголовком явно имеющим в виду эту ситуацию: «Холодная клизма».
30 июля, воскресенье. Для «Труда»:
«Поговорим о русском языке, тем более что о нем уже заговорил президент.
Во время встречи с президентом Киргизстана Акаевым, подписывая документы, Путин получил из рук, присутствовавшего на этой церемонии киргизского писателя Чингиза Айтматова, его новую книгу. Это дало возможность нашему президенту заметить: «А какой Чингиз Айтматов писатель: русский или киргизский?..» Своеобразное замечание и — смелое. Мы как-то никогда, идя в русле советской национальной политики, не усомнились в том, а кому собственно принадлежат, какой культуре и какому языку национальные писатели. Ну, допустим, никому они не принадлежат, а все они просто киргизы, таджики, узбеки, калмыки, аварцы, грузины и украинцы. Но специалисты знают, какое огромное значение для многих этих писателей имеет и имел русский язык. Мы ведь помним, как порою отдельные стихи, романы и поэмы переводились на русский, а потом уже обогащенные снова оказывались переведенными на родной. И боюсь, многие национальные литературы сейчас потерялись из-за политизированных людей, далеких и от чтения, и от литературы, — из-за политиков. И эти культурные травмы не последние. Когда во Львове запрещают русскую песню, то, боюсь, бьют скорее по своей культуре, чем по нашей. Существенно обогащенными оказались и Пруст, и Джойс, переведенные на русский язык. Они и мы выиграли от этого сотрудничества. Возможно, и гениальный Тарас Шевченко имел бы другую литературную судьбу, не учись он в Петербургской академии художеств и не попади в кружок русских писателей и художников. Чтобы понять это, достаточно трезво посмотреть на соотношение культурных потенциалов и разработанность языков. Поэтому решение академика Акаева придать русскому языку в Киргизии статуса государственного — это не решение изощренного в науках человеках, а просто человека, трезво желающего процветания, в том числе и культурного, своей родине»