В пореформенные годы были внесены изменения в программу обучения духовенства. Перед священниками ставились новые специальные социально-психологические требования к их деятельности среди населения. В новых программах нравственного богословия поднимались вопросы управления поведением народных масс. Составленный по новой программе, один из учебников подвергся критике потому, что, как писал рецензент, «для автора не существует духа времени и роста души». В историческом развитии, замечал критик, менялся и меняется христианский идеал: «теперь идеал христианский ищется в свободе и правах отдельной личности» (Гренков, 1873, с. 155). Автору учебника ставилось в упрек, что он не использует «качественную, интенсивную растяжимость нравственной идеи, завитой в законе» (там же, с. 144). Так мудрено говорилось о том, что богословы должны выполнять новые социальные задания. Далее мысль пояснялась: «Моралист по преимуществу должен быть знатоком современного уровня цивилизации, в формах которой действуют нравственные принципы. А между тем, наше богословие пишется как будто бы не для живых людей, а для абстрактного бездушного общества, без плоти и крови; отсюда крайняя педантичность нашей морали, которой никто не слушает» (с. 155). Проповеднику надо идти, замечал рецензент, от сердечного участия, пламенных порывов, надо учитывать увлечения, нравственное геройство, т. е. мотивы, которые «недолюбливает закон», откровенно пишет критик учебника, предлагающий более тонкие способы воздействия на верующих, чтобы подвести их к тем же идеям, «завитым в законе».
В нравственном богословии на первый план выступали личность и ее свободная воля. В этом сказались требования капиталистического развития страны. С отменой крепостного права, давшего мнимую свободу крестьянам, на церковь легла обязанность такого толкования свободы воли, которое подчиняло бы народные массы господствующим классам. В психологических сочинениях теоретиков богословия тема свободы воли становится предметом многих статей и книг. Руководители православия утверждали значение нравственной свободы в человеческих поступках и ее отношение к понятиям «бог», «благодать», «предопределение божие»; активность человека, его уверенность в том, что он сам является инициатором своих действий, религиозно-идеалистическая философия превращала в доказательство самостоятельности духовного начала человека и его зависимости от божьей воли. В «Курсе опытной психологии» И. Чистовича говорилось: «Непредубежденное и беспристрастное сознание утверждает, что свобода воли есть способность человека определять себя под условием известных побуждений, и такого или другого рода действованию с неизбежным сознанием высшего долга — сообразовать свою деятельность с законом, вложенным в его существо виновником его бытия и поэтому служащим для него единственным путем для достижения предназначенной ему цели бытия и жизни (Чистович, 1876, с. 141).
В представлении о свободе воли и в учении о несвободе воли в русской психологии второй половины XIX в. получила выражение проблема социальной необходимости и принуждения, или, иначе говоря, проблема общественно-исторической необходимости. Церковь всячески защищала положение о свободе воли человека. Но свобода эта истолковывалась как осознанное божие предопределение: в силу божественной природы души произвольный выбор действий предполагал, по словам богословов, свободное влечение к добру, направляемое божественным предопределением. Конечный смысл свободы воли заключался в том, чтобы человек выбирал те поступки, которые определялись бы божьим велением, а посредником между человеком и богом становилась церковь.
Воля, признанная свободной от законов материального мира, направляла действия и поступки человека согласно дарованным богом нравственным чувствам. То, что люди совершали далеко не нравственные поступки и оказывались во власти необходимости определения своих действий, находило свое объяснение в христианском учении о причинах мирового зла — о грехопадении, темных силах, искушающих человека, и других причинах, которые подробно описывались в разработанной церковью теории происхождения зла. Противоречия были налицо, но церковные деятели умели находить удобные объяснения и создавать видимость примирения самых противоречивых утверждений.