На рубеже

Дверь открыл Влад. В прихожей было темно, и он не потрудился включить свет. Пожалуй, так даже лучше, сегодня я совершенно в своей красоте не уверена: волосы растрепало ветром, наверное, от смущения и быстрой ходьбы я красная, как пожарная машина, дыханье сбилось, свободная длинная куртка цвета хаки и папины вельветовые штаны не придавали женственности. Влад так удивился моему появлению, что не сообразил, как начать разговор. У меня же был предлог, так бы я ни за что не пришла: забрать кепку, забытую на дне рождения Локки, которую, как мне сказали, взял Влад и обещал передать в универе, чего до сих пор не сделал. Кепка действительно нужна, т.к. уже начались дожди, а зонты я не люблю. Пока Влад отыскивал мой аксессуар в темной прихожей, у него было время прийти в себя и поинтересоваться, как у меня дела.

– Он еще спрашивает! – пропыхтела я. – После такой умопомрачительной критики я чуть с ума не сошла.

– Что ж, – переминаясь с ноги на ногу, ответил он, – мне очень приятно.

Мама миа, разговор двух идиотов, – подумала я.

– Держи ответ, – найдя момент подходящим, я извлекла из кармана дискету.

– Так и будем перебрехиваться? – он улыбнулся, я слышала.

– Так и будем.

А что еще оставалось? Все вылетело из головы, напрочь.

– Может, зайдешь? – спохватился Влад.

– Нет, пойду домой, – сказала я, не двигаясь с места. Больше ничего в голову не шло. Впрочем, я не ведала, что именно хотела сказать, когда шла сюда. Чем думала и о чем – сама не знаю – вполне естественно чувствовать себя полной дурой. Я вообще ничего перед собой не видела, кроме этой цели; дойти к нему одной, появиться на пороге этой квартиры – уже сродни подвигу и, вероятно, меня должна была разразить молния.

Влад протянул ко мне руку, пригладил мою челку и опять чему-то улыбнулся.

– И не смей больше называть свои стихи хренью, – сказал он.

– Эти еще ничего, – ответила я, не придумав ничего лучше, – есть и побредовее.

Ничего больше не выдавила, не извинилась за жалкий ответ, хоть самый факт ответа на такие стихи казался кощунственным. Перед глазами темно. Меня трясет, и трудно дышать. И он ничего не говорил, не удерживал меня. Обалдел от моего визита, понимаю.

Как хорошо – воздух, прохладно, светло! Только мне плевать. Пусть хоть машина переедет – одной дурой меньше. Я шла, шатаясь, как матрос в бурю, не видя ничего перед собой. Села в троллейбус, поехала на вокзал. Маршрутка на дом подана. Я жевала шоколадку по дороге, хотя. обычно не ем сладкого без ведра чая. Но чем еще утешиться?