На рыдване по галактикам

Ярка окидывает меня скептическим взглядом и бормочет себе под нос что-то вроде: интересно, мол, допускается ли в случае чего регламентом священных Игр священный матч-реванш?

— Эврика! — я аж подпрыгиваю от озарившей меня вдруг идеи, вытряхиваю гречку наружу, сую мешочки Соколовой в руки: — На, сделай себе бесплатное увеличение прыщичков для пущего устрашения противника, — и командую Тасе: — За мной!

— Ты собрался открутить грудь от Таси?! — вопрошает она, угрожающе сдвинув брови при упоминании о злополучных прыщиках.

— Лучше! Утром узнаешь. Спокойной ночи, бедоносица кучерявая! — восклицаю я, шмякнув паричок на голову Шухеру. Инженер я, в конце-то концов, или нет?

Глава 46. Кадет Соколова. Да грянет битва!

— Соколова, где мои сиськи?! — вместо «доброго утра» будит меня идиотский вопрос ворвавшегося без стука Стратитайлера.

— Анатомически — где-то между ключицами и подвздошной костью. Там помацай, найдешь, если постараешься, — огрызаюсь я, зевая и протирая глаза кулаками. И тут же подскакиваю как ужаленная — Игры! Надо же подготовиться — отжаться там разиков сто или пару-тройку приемчиков всестилевой борьбы хоть вот на Нюке в памяти освежить.

— Да гречишные, балда!

— Вон, на столике. На что они тебе? Озарение закончилось возвращением во мрак традиционного невежества?

Нюк фыркает, как вынырнувший с пятикилометровой глубины кит:

— Буди левое полушарие! Адамам на священные Игрища феминок вход точно под страхом смерти запрещен. Так и так переодеваться придется.

Схватив мешочки с крупой, которые я по инерции притащила в каюту, он энергично шуршит ими, прижимает к груди и ревниво замечает:

— Примеряла тут, поди, полночи мою прелесть?

И добавляет, победно таращась на меня задорно блестящими овечкиными глазюками:

— Через пять минут ты безо всяких стимуляторов признаешь, что я чертов гений, и расцелуешь мой конопатый воздухозаборник. Потому что я — чертов гений!

При мысли о поцелуях, да еще и в компании со стимуляторами, в моем желудке что-то переворачивается. Возможно, стресканный ночью пирожок — в отсутствие Вражонка он умудрился пережить ужин. Нет, в ближайшие лет сто я точно не захочу никого расцеловать! Хватит с меня недавних… эротических прозрений.

— Ограничусь, пожалуй, платоническим крепким рукопожатием, — бурчу я, одной рукой повыше подтягивая одеяло, дабы надежнее прикрыть собственные атрибуты сомнительной женственности, а другой подтаскивая к себе комбинезон. Интересно, не учинят ли недоверчивые альфы мне самой проверку, не впечатлившись упрятанными в унисексовый термак скромными формами побочного чадушка Многоокой Праматери?

Нюк ехидно хихикает, удаляясь наводить транссексуальную красоту. Шмыгнув в ванную, торопливо плещу водой в физиономию и на торчащую дыбом шевелюру, а заодно краем глаза пытаюсь оценить собственную «прелесть». Может, реально для достоверности чего подложить под термак, чтобы разоблачаться принародно для освидетельствования не заставили? Девушка я, конечно, крепкая, но на фоне амазонок реально легко сойду за низкорослого адама. А насколько я вчера могла оценить, альфы — дамы как на подбор фигуристые. С выдающимися, так сказать, признаками принадлежности к великому племени истинных праматериных отроковиц.

Однако, представив себе, как будет ржать Нюк, уличив меня в сисечном апгрейде, идею решительно отбрасываю и, одевшись и причесавшись, отправляюсь оценивать результаты озарения обцелованного светилом гения. И неплохо бы еще по пути оценить какой-нибудь Тасин кулинарный шедевр. Священные Игры — это, безусловно, здорово, но завтрак от нашей роботессы, если на то пошло, тоже баллов на восемь как минимум по шкале святости тянет.

Как ни странно, Тася не хозяйничает с утра на камбузе. Лишь на столе стоит тарелка с уже подзабытыми было печенюхами, пустеющая с умопомрачительной быстротой — растекшийся в уголке Шухер вовсю заедает свое родительское горе, только щупальца да языки мелькают. Рядом с ним замечаю еще две посудины, сверкающие свежевылизанными боками. Определить, что в них пребывало пятью минутами ранее, не представляется возможным. Подозреваю, даже лабораторный анализ ничего уже не покажет.

Голод не тетка, так что, отпихнув загребущие псевдоподии, резво выхватываю несколько печенюшек под исполненным горького укора взором лимбийца, и бегу дальше, жуя на бегу.

Интересно, чем там Нюк собрался меня поразить? Возвращением Таськиных печеньковых сдвигов, дабы засыпать выпечкой племя амазонок до самых ушей? Я уж думала, он там себе супергруди пятого размера из бэушных запчастей и Тасиных механических прелестей за ночь сваял… со встроенными компасом, бластером, саперной лопаткой и гипноизлучателем. Но нет, судя по тому, что явился за крупяными железами, гениальное открытие свершено не на этой ниве.

Дожевывая печенье, просовываю голову в мастерскую:

— Таисью снова замкнуло? Или это такой хитрый способ повысить боевой дух небольшим выбросом гормона озверина от шоколадных ароматов, не так давно прочно окутывавших все рыдвановы недра?