На сегодня все (СИ)

– Малекит.

Я кивнул, молчаливо благодаря за подсказку.

– И что же произошло дальше?

Он пожал плечами, говоря о том, что они (он и брат) уничтожили его, и при его ответе ничего в нем не выдало никакого неудобства при мысли об убийстве живого существа; не было ни жалости, ни ненависти, ни презрения. У всего есть свой предел, все рождается и умирает, и никакая раса не знает об этом лучше асгардцев, однако Локи говорил о конечности чужой жизни (пусть и о жизни врага) если не с жестокостью, то с равнодушием, не испытывая по этому поводу совершенно ничего.

– Вы удивлены? – спросил он, с легкостью прочитав мое замешательство – впрочем, и я был уверен в этом, оно отразилось на моем лице излишне отчетливо.

– Пожалуй, нет, – ответил я, и это было правдой в наичистейшем из ее проявлений. – Так значит, все закончилось, и вы вернулись в Асгард. Втроем.

Он произнес короткое и въедливо-серьезное да, и тогда я продолжил:

– Однако вы сами сказали, что довольно хорошо владеете иллюзиями. Разве было бы не лучше воспользоваться этим и сбежать?

Он улыбнулся, и впервые улыбка та не была разрезана снисхождением или грубостью насмешки, скорее она была нейтральной – такой одаривают за правильно сделанные выводы в качестве скупого поощрения.

– Признаться, я раздумывал над этим.

– Отчего же передумали?

Он вздохнул, повернул голову немного вправо, туда, где прозрачностью сияло окно, а за ним – бездна зелени и ароматов; помедлил секунду или две, а затем сказал, так и не возвращая мне свой взгляд:

– В Асгарде все, что я знаю. Все, что мне дорого. Куда мне было идти?

Это было правдой – ему некуда было идти. Здесь оставалась его мать – она приняла бы выбор сына, реши он отправиться в иные миры, подальше, как можно дальше, и это не разочаровало бы ее, но расстроило. Меньшее, что Локи бы желал в этой жизни – это расстраивать Фриггу.

Я кивнул в утверждении, завершая нашу встречу, впервые испытывая нечто вроде удовлетворения ее результатами. На сегодня все, знакомо произнес я, прощаясь и привычно открывая дверь – его по-прежнему ждали.

***

– Давайте вернемся к вашему брату.

По его заостренному лицу, по неодобрению, легшему на него угрюмой тенью, я осознал, насколько сильно он не хотел возвращаться к теме своего старшего брата. И все же, я продолжил:

– Он первенец, однако ваши отношения построены так, будто бы старший все же вы.

Локи ничего не говорил, не возражал, но и не соглашался, слушал внимательно, и пока – но только пока – этого было достаточно.

– И все же…

– Все же?

Эхо его голоса разлилось по залитому солнцем воздуху, проникая в каждый угол кабинета. Его голос был твердым, словно дерево, но тихим, как редкая озерная волна.

– Вы упоминали, что ваши отношения сложные. В чем это выражается? Ревность? Зависть?

Он широко улыбнулся, в который раз удивляя меня своей реакцией – улыбка та не проникала в глубину его глаз и не смягчала их каменного хладнокровия. Он склонился чуть вперед, потирая запястья, как порой делал это, скрывая, маскируя свою досаду:

– Чему я бы мог завидовать?

Я задумался над этим, куда больше внимания уделяя его словам, чем он бы мог рассчитывать. Самое простое – трон – казался мне несущественной причиной для зависти – как бы себялюбив ни был Локи, он не был похож на того, чей взор затмевали пустые амбиции. Он знал пределы своих возможностей и как никто другой осознавал свое место в обществе, прекрасно довольствуясь своей жизнью. До того, как он решил уничтожить Йотунхейм, до того, как он чумой ринулся на Мидгард, у него было то, о чем многие только мечтали – высокое положение, уважение, признание.

Любовь родителей, подумал я, и это было уже, пожалуй, ближе. Но если Один, всегда сдержанный и отстраненный, поглощенный делами государства и отданный им без остатка, скорее отдавал предпочтение старшему сыну, то Фригге бесспорно был ближе младший.

– Друзья? Внимание женщин?

Он лишь покачал головой, отрицая и первое, и второе.

– Я не нуждаюсь в первом, меня не интересует второе.

– Что же вас интересует, Локи?

Его взгляд, расфокусировавшись на мгновение, снова сосредоточился на мне, и я поразился тому, каким бездонным он показался мне в ту секундную мимолетность.

– Знания.

***

– Единственная женщина, о которой вы упоминали за все это время, не считая, разумеется, вашей матери, это невеста вашего брата. Расскажите о ней.

Готовясь найти в нем удивление или же нежелание, я собирался бороться и с тем, и с другим, но последнее, что я ожидал увидеть в нем – это отторжение, смешанное с осколками необъяснимой злости.

– Почему я должен делать это?