В таком случае совершенно очевидно, что стены можно восстановить лишь руками тех, кто со всей определенностью порвал с Римом. И здесь последовал следующий удар, куда более жестокий, чем первый. Между самими порвавшими с Римом не было единства. Разногласия проявлялись частично отступничеством от лютеранства, отчасти же возникновением различных форм протестантизма, отчуждавшихся от лютеранства. Лютер терзался. Первые беспорядки в Виттенберге явились для него травмой куда более тяжелой, чем все, что ему пришлось перенести от папства. Лютер уже начал осознавать, что он куда ближе к Риму, чем к радикалам. Во всяком случае он находится между этими двумя лагерями. "Я избираю средний путь", - говорил он. Теперь он оказался в том же положении, что и Эразм в Вормсе. Будучи прижатыми к стене, лютеране оказались посередине: справа от них были паписты, слева же - сектанты.
Любопытнее всего во всей этой ситуации было то, что во многих отношениях радикалы являлись наследниками Эразма, который видел величайшее зло католицизма не в возвеличении человека, как Лютер, но в придании излишнего значения внешней стороне религии. Особое внимание, которое сектанты уделяли внутренней и духовной ее стороне, имело огромные последствия как для теории, так и для жизни Церкви. Дух противопоставлялся букве Писания, о чем заявляли уже пророки из Цвиккау. Считалось, что Дух не нуждается в каком бы то ни было внешнем содействии, будь то искусство или музыка, как думал Карлштадт, или даже таинства как внешние пути получения невидимой благодати. Для членства в Церкви необходимо пребывать в Духе. Соответственно крещение в младенчестве - если не крещение вообще - отвергалось на том основании, что внешнее омовение "ни о чем не пророчествует". Идея национальной или территориальной Церкви также отметалась, поскольку жители в целом любой данной местности не могут соответствовать столь высоким требованиям, необходимым для членства в Церкви. По необходимости церковь Духа может быть только сектой, которая либо стремится сохранить чистоту своих воззрений, отделившись от общества, либо может попытаться взять власть над миром через правление святых. Такова концепция всех протестантских теократий. Внутри религиозной общины власть возлагается на исполненных Духом, будь они священнослужители или миряне, что, вполне вероятно, может привести к упразднению профессионального служения.
Другой, хотя и не совсем согласующейся с первой, идеей Эразма было стремление к восстановлению изначального христианства. Для такого восстановления использовались в основном концепции, согласующиеся с религией Духа, но уже первая попытка подобного восстановления очень быстро привела к новой вполне показной религиозности и законничеству.
Уже сама по себе подобная модель мышления была чуждой Лютеру. Он не мог разделять дух и плоть, поскольку человек неделим. Поэтому искусство, музыка и таинство являются вполне уместными способами выражения религии. Попытка создания Церкви на основе избирательности не привлекала его, а яростное неприятие Лютером сектантов в значительной степени усиливалось той борьбой, которая бушевала в нем самом. Но идея протестантской теократии была для него столь же отвратительна, как и папская монархия. Попытка восстановить в миниатюре обычаи новозаветного времени несла в себе, с его точки зрения, опасность нового законничества и показной религиозности, против чего он использовал те же лозунги, что и радикалы, и сам стал провозвестником верховенства духа над буквой.
Первая попытка придать конкретные формы этой модели произошла в среде близких Лютеру людей и могла быть воспринята как проявление отступничества в его рядах. Произошло это в Виттенберге, а возглавил такое движение все тот же Андреас Карлштадт вместе с Томасом Мюнцером. Об этом можно лишь сожалеть, поскольку, будучи людьми тонкими и одаренными, оба они не отличались уравновешенностью и последовательностью. Если бы Лютер впервые услышал подобные мысли от Цвингли и трезвых анабаптистов, он, вполне вероятно, проявил бы определенное понимание и не был столь непримирим в противодействии им.