На сем стою

Другие положения программы Карлштадта - такие, как субботничество, обязательность брака для священников и отказ от образов - представлялись Лютеру новым законничеством. Карлштадт, по его утверждению, поменял местами внутреннее и внешнее. Приняв абсолютные правила, касающиеся распорядка, одежды и статуса, он в целом придал излишнюю значимость внешним факторам. Здесь решать должен дух. Совершенно очевидно, что религия Карлштадта не ограничивалась вниманием к духовной сфере. В своем стремлении добиться определенной степени социального равенства он был охвачен страстью к святости и заботой об устранении привилегий. В этих пунктах Лютер проявлял больше терпимости. Может быть, он распространил бы эту терпимость также и на Карлштадта, не появись на горизонте более зловещая фигура.

Святой революционер: Мюнцер

 

Томас Мюнцер прибыл из Цвиккау и возродил некоторые идеи пророков из этого города. В силу учености, одаренности и пылкого энтузиазма Мюнцера в его устах эти идеи звучали куда прельстительней. Мюнцер с гораздо большей решительностью, чем Карлштадт, противопоставлял дух и плоть, отвергая не только крещение во младенчестве, но и всякое крещение вообще и применяя этот дуализм к взаимоотношениям между духом и буквой в Писании. Те, кто опираются на букву, говорил он, есть книжники, против которых резко выступал Христос. Писание как книга - это просто бумага и чернила. "Библия, Вавилон, обман!" - восклицал он. За этой злостью стояли неразрешенные религиозные проблемы.

Мюнцера тревожило не то, как добиться правильных отношений с Богом (что более всего занимало Лютера), но есть ли Бог вообще. Священное Писание как письменный источник не давало ему такой уверенности, поскольку, как он заметил, оно убеждает лишь убежденных. Турки были знакомы с Библией, но это совершенно не повлияло на них. Люди, писавшие Библию, не имели Библии в то время, когда они писали. Откуда же в таком случае они черпали свою уверенность? Единственный возможный ответ состоит в том, что Бог обращался к ним непосредственно, и таким же образом Он должен говорить с нами, чтобы мы могли подняться до понимания Библии. Как и католическая церковь, Мюнцер полагал, что Библия не может быть достаточной, если нет богодухновенного истолкователя. Но истолкователем этим должны быть не Церковь и не папа, но пророк, новый Илия, новый Даниил, которому вручен ключ Давида, чтобы открыть книгу, запечатанную семью печатями.

Действительно, Мюнцеру удалось найти обоснование своей точки зрения на дух в самом Писании, где сказано, что "буква убивает, а дух животворит" (2 Кор. 3:6). Лютер отвечал, что, конечно же, буква без духа мертва, но они отделены друг от друга ничуть не больше, чем душа отделена от тела. Реальная опасность взглядов Мюнцера заключалась, с точки зрения Лютера, в том, что он уничтожал уникальность христианского откровения в прошлом, возвышая откровение в настоящем. Сам Лютер не имел абсолютно никакого опыта относительно современного откровения, и в периоды депрессии совет положиться на Духа повергал его в отчаяние, поскольку внутри себя он видел лишь непроглядную мглу.

В подобные моменты он должен иметь опору, выраженную в осязаемой форме письменного свидетельства о чрезвычайной важности акте, совершенном Богом во Христе. Лютер с готовностью допускал свою слабость и свою потребность иметь историческое откровение. Поэтому он не слушал Мюнцера, хотя и "принял Святого Духа целиком". В этом-то и заключается кардинальное различие не только между Мюнцером и Лютером, но также и между современным либеральным протестантизмом и религией отцов-основателей.

Если бы Мюнцер не делал практических выводов из своих взглядов, он не вызвал бы такой ярости Лютера, но Мюнцер намеревался использовать дар Духа в качестве основы для образования Церкви. Он является прародителем протестантских теократий, основанных прежде всего не на крови и земле, как иудаизм, и не на сакральности, как католичество, но на внутреннем опыте принятия Духа. Рожденные таким образом вторично могут распознать друг друга и объединиться в завете избранных, миссия которого состоит в утверждении Царства Божьего. Согласно взглядам Лютера, подобная роль для Церкви совершенно неуместна. Мюнцер не рассчитывал на то, что избранные смогут вступить во владение своим наследием без борьбы. Им придется истребить безбожников. Такой подход приводил в ужас Лютера, поскольку меч дан светскому правителю, но не церковнослужителю, не говоря уже о святых. Мюнцер хорошо понимал, что в этой борьбе падут многие из благочестивых, и он непрестанно воспевал страдания и необходимость нести крест как признак избранности. Лютера он называл "доктор Мягкое Кресло и доктор Осторожность", который радуется благоволению князей. Лютер отвечал, что ко кресту внешнему не следует стремиться, как не следует и уклоняться от него. Внутреннее страдание - вот тот крест, который мы несем непрестанно. Роли вновь переменились, и Лютер предстал апологетом внутреннего.

Изгнание смутьянов