Крестьянской войне недоставало сплоченности пуританской революции, поскольку у нее не было ни ясной программы, ни единства в руководстве. Одни выступали за диктатуру крестьянства, другие - за бесклассовое общество, третьи - за возврат к феодализму, четвертые - за упразднение всех правителей, кроме папы и императора. Иногда во главе восставших стояли крестьяне, иногда писари, а иногда даже рыцари. Отдельные группы никак не координировали свои действия между собой. Не было даже религиозного единства, поскольку с обеих сторон выступали как католики, так и реформаты. В Эльзасе, где одним из требований восставших было упразднение папской власти, борьба приняла окраску религиозной войны. Герцог и его брат-кардинал развернули охоту на крестьян, именуя их "неверующими, вышедшими из повиновения лютеранами-раскольниками, которые сеют разрушение, подобно гуннам и вандалам". Нет сомнения в том, что толпы восставших не признавали никакой дисциплины. Прежде всего они желали грабить замки и монастыри, охотиться на дичь и опустошать рыбные пруды.
На рисунке вы видите типичную для Крестьянской войны сцену разграбления монастыря. Обратите внимание на изображенную вверху слева группу людей, закинувших сеть в пруд. Другие в это время выносят из монастыря припасы. Большого кровопролития не было. Лишь один человек потерял руку. Тут и там видны пьянствующие и блюющие крестьяне, подтверждая кем-то сказанные слова, что это была не столько крестьянская, сколько пьяная война.
Еще один штрих к поведению крестьян добавляет письмо аббатиссы, которая сообщает о том, что обитель ее подвергалась грабежам до тех пор, пока в ней не осталось ни одного яйца и ни одного горшка масла. Через окна монастыря послушницы могли видеть избиение мирных жителей и дым, поднимающийся от горящих замков. Когда война закончилась, в Тюрингии оказались разрушенными 70 монастырей, а во Франконии - 270 замков и 52 монастыря. Когда палатинат не устоял перед крестьянами, беспорядки достигли таких масштабов, что их собственные предводители вынуждены были пригласить прежние власти вернуться, чтобы помочь в восстановлении порядка. Но те предпочли выждать, пока крестьяне не будут разгромлены.
Могло ли быть иначе? Существовал ли человек, который сумел бы предложить разумный план приспособления крестьян к новому политическому и экономическому порядку и выполнить этот план? Центральной фигурой был император, но император никогда не взял бы на себя такую роль. Из всех других людей лишь один пользовался в Германии достаточной известностью и доверием, чтобы выполнить эту задачу. Таким человеком был Мартин Лютер - и он отказался. Для него, служителя церкви, взять в руки меч и возглавить крестьян было равносильно отступничеству от своего долга, как Лютер понимал его. Не для того он разрушал папскую теократию, чтобы на ее месте утвердить новую теократию святых или крестьян. Власти должны поддерживать мир. Власти должны распоряжаться мечом. Лютеру не подходила роль предводителя гуситского воинства Жижки или Кромвеля, ведущего в бой своих "железнобоких".
Мюнцер раздувает мятеж
В то же время Лютер никогда бы не осудил крестьян столь резко, не возьми на себя другой человек ту самую роль, которая была ненавистна ему. Не будь Томаса Мюнцера, в Саксонии не вспыхнула бы крестьянская война. Изгнанный, он перебрался в Богемию, затем вернулся, постепенно обосновался в одной саксонской деревушке, взял в свои руки власть и теперь, наконец, обнаружил в крестьянах под знаменем Bund тех избранных, которым надлежит уничтожить нечестивцев и утвердить царство святых. Цель заключалась не в том, чтобы устранить экономические несправедливости. В Саксонии они не были ярко выражены, поскольку крепостное право там давно упразднили. Мюнцер ратовал за экономические перемены только в интересах религии. У него хватило ума понять то, чего не заметил никто другой из его современников, - вера не может процветать в условиях физической эксплуатации. Он восклицал:
"Лютер заявляет, будто беднякам достаточно одной лишь веры. Разве не видит он, что поборы и налоги препятствуют принятию веры? Он утверждает, будто Слова Божьего достаточно. Разве не понимает он, что люди, всякий момент жизни которых поглощен заботами о хлебе насущном, не имеют времени для чтения Слова Божьего? Князья обескровили народ поборами. Они считают своими рыбу в воде, птицу в воздухе и траву в поле, а доктор Обманщик говорит: "Аминь!" Где же мужество у доктора Осторожного, у нового папы из Виттенберга, у доктора Мягкое Кресло, у лизоблюда-отступника? Он говорит, что бунтовать воспрещено, поскольку Бог вверил меч властителю, но сила меча принадлежит всему обществу. В добрые старые времена правосудие вершилось принародно, чтобы правитель не мог его извратить, и вот правители извратили правосудие. Они будут низвергнуты со своих престолов. Воронье уже собирается в стаи, чтобы пожрать их трупы".