На сем стою

Иное дело - общее исповедание веры. Хотя и с некоторыми опасениями, Лютер принял приглашение собраться вместе с другими немецкими и швейцарскими богословами в живописном замке Филиппа. Расположенный на склоне горы, этот замок возвышался над башнями Марбурга и нешироким Ланом. Собралась весьма примечательная компания. Лютер и Меланхтон представляли Саксонию, Цвингли прибыл из Цюриха, Эколампадиус из Базеля, Буцер из Страсбурга. Мы назвали лишь самые известные имена. Все искренне стремились к союзу. С радостью вглядываясь в лица Лютера и Меланхтона, Цвингли со слезами на глазах объявил, что он почитает наибольшим счастьем для себя находиться рядом с такими людьми. Лютер также призывал к единству. Начало дискуссии, однако, было не самым удачным. Лютер взял в руки мел, начертил на столе круг и внутри написал следующие слова: "Сие есть Мое тело". Эколампадиус настаивал на том, что слова эти следует понимать метафорически, поскольку плоть не пользует нимало, а Тело Христово вознеслось на небеса. Лютер спросил, отчего бы и вознесение не воспринять метафорически. Цвингли обратился к сути вопроса, сказав, что плоть и дух несовместимы. Следовательно, присутствие Христово может быть только духовным. Лютер на это отвечал, что плоть и дух могут соединяться, и духовное, которого никто не отрицает, вовсе не исключает физического. Казалось, дискуссия зашла в тупик, фактически же, однако, был сделан существенный шаг вперед, поскольку Цвингли не настаивал на своем утверждении, будто Вечеря Господня есть лишь обряд воспоминания, и согласился с тем, что духовно Христос присутствует на ней. Лютер же допустил, что, какова бы ни была природа физического присутствия, она не несет никакой пользы без веры. Следовательно, исключается магическое истолкование Вечери.

Такое сближение позиций открывало надежду на согласие, и лютеране первыми предложили формулу согласительного договора. Они признавали, что до этого времени неверно воспринимали позицию швейцарцев. Формулируя свои взгляды, они выступали за то, "что Христос воистину присутствует, то есть субстанционально и достаточно, хотя присутствие это никак не выражается количественно, качественно или непосредственно". Швейцарцы возражали против подобной формулировки, считая, что она недостаточно ясно выражает духовный характер Вечери Господней, поскольку непонятно, как что-то может присутствовать, но при этом не присутствовать непосредственно. Лютер пояснил, что геометрические категории неприменимы для описания присутствия Божьего.

Общего исповедания веры сформулировать не удалось. Тогда швейцарцы предложили действовать сообща на практике, оставив в стороне разногласия. На это Лютер "согласился тотчас же". По свидетельству Буцера, так было до тех пор, "пока не вмешался Меланхтон, говоря об уважении к Фердинанду и императору". Это чрезвычайно важное свидетельство. Оно означает, что Лютер не выступал с позиции полной непримиримости, которую ему часто приписывают, а был расположен к союзу со швейцарцами до тех пор, пока Меланхтон не побудил его вспомнить о том, что, объединившись с левыми, он подставляет себя под удар справа. Меланхтон все еще питал надежды на реформу всего христианского мира и сохранение сложившихся в период средневековья союзов посредством примирения лютеран с католиками. Решения Шпейерского сейма он не считал окончательными. Меланхтон полагал, что ценой примирения может быть отказ от сотрудничества с сектантами. Лютер не испытывал особого оптимизма относительно католиков, предпочитая консолидацию всех протестантских сил. Однако он уступил Меланхтону - единственному другу, который мог убедить его оставить позицию непримиримости. В конечном счете победила точка зрения Лютера, а когда все усилия Меланхтона добиться примирения с католиками не увенчались успехом, лютеране вновь вернулись к тому курсу, который впервые наметился в Марбурге, подтвердив его в Виттенбергском соглашении.