Читаем На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима полностью

Эта бурная пора миновала, пока Овидий был еще очень мал. Ему было 13 лет, когда к власти пришел Октавиан Август.

Отец поэта, богатый римский всадник, старался дать самое лучшее образование своим сыновьям — Публию и его старшему брату. Он переехал в Рим и начал готовить детей к будущей политической карьере. Они учились у самых известных философов и ораторов того времени.

С детских лет Публий увлекался поэзией. Он зачитывался произведениями греческих поэтов, декламировал величавые гекзаметры Вергилия и звучные лирические стихотворения Горация. Овидий впервые читал «свои стихи перед народом, когда борода его была брита только один или два раза».

Отцу не нравилось это увлечение поэзией, которую он называл пустой забавой. «Даже великий Гомер умер последним бедняком», — говорил он сыну. Публий последовал совету отца, забросил стихи и занялся риторикой. О его речах с похвалой отзывался оратор Сенека Старший. Закончив обучение в Риме, Овидий поехал в Афины и в Малую Азию, где жили многие знаменитые ораторы и философы. В путешествиях и занятиях прошли три года.

Вернувшись в Рим, Овидий поступил на службу. В течение нескольких лет он сделал блистательную карьеру. Ему было тогда всего 24 года. Перед ним открывалась дорога к высоким должностям, наградам, богатству. Но Овидий отказался от государственной службы и всецело отдался поэзии. Муза одержала в его душе победу над политикой, как писал он потом.

Бюст I–II вв. н. э., считающийся портретом Овидия.

Стихи, прочитанные в литературных кружках, принесли ему гораздо большую славу, чем речи, произнесенные на Форуме. Овидий сблизился с самыми знаменитыми поэтами своего времени. Вергилия, правда, он видел всего только раз. Зато с Горацием был хорошо знаком и не раз слушал его выступления в кружке Мецената.

Чаще всего поэт посещал литературный кружок в доме знаменитого полководца Мессалы. Многие поэты этого кружка неодобрительно относились к новым порядкам в Риме, к правлению Октавиана Августа. Но они не смели критиковать императора и избегали политики. Главной темой их творчества была тема любви. Душой кружка Мессалы был знаменитый поэт Тибулл, который старался даже не упоминать имени Августа в своих элегиях. Он воспевал любовь, природу и сельскую жизнь. Любовные элегии писал прославленный поэт Проперций, который близко сдружился с Овидием и часто читал ему свои пламенные стихи.

Овидий преклонялся перед талантами своих учителей: «Я благоговел перед ними, и сколько было знаменитых поэтов, столько для меня богов на земле». Под влиянием Проперция и Тибулла Овидий в первые годы тоже сочинял элегии. В них он не столько рисовал серьезные чувства, сколько блистал остроумием, тонкой иронией и неожиданной игрой слов. В Риме его называли шаловливым певцом любви.

Каждое свое произведение поэт тщательно отделывал, добиваясь лаконичности и стройности стиля, музыкальности и звучности стиха. Он часто перечитывал старые стихи, по многу раз исправлял и переделывал, иные сжигал, так как они казались ему несовершенными.

В древности было известно больше произведений Овидия, чем сейчас, далеко не все дошло до наших дней. Утрачена имевшая большой успех трагедия Овидия «Медея».

Кроме трех сборников любовных элегий, Овидий создал книгу «Героини» — послания в стихах, написанные от имени мифических героинь; в посланиях женщины, наделенные различными характерами, изливают горе во время разлуки со своими женихами или мужьями. К первому периоду творчества относятся также две шутливые поэмы «Наука любви» и «Лекарства от любви».

Поэтический талант Овидия достиг наивысшего расцвета в первые годы нашей эры. Поэт стал широко использовать богатство греческой и римской мифологии. Вместе с мифами в его произведения пришли новые мысли и чувства, явились новые сюжеты, хотя тема любви по-прежнему занимала главное место. В этот, второй период творчества Овидий в течение ряда лет работал над двумя большими поэмами. Поэма «Метаморфозы» («Превращения») была создана в основном на материале греческих мифов. Поэма «Фасты»[50] («Римский календарь») рисовала местные римские обряды, торжества, мифические события, связанные с различными временами года.

Слава Овидия очень быстро обогнала славу Тибулла и Проперция. В Риме имя его уже произносили рядом с великими именами Вергилия и Горация. Десять раз он был провозглашен победителем поэтических состязаний и награжден оливковым венком.

Овидий стал одним из самых популярных поэтов Рима. Богатые всадники и сенаторы искали знакомства с ним. Юноши заучивали наизусть стихи любимого поэта. Народ стоя приветствовал его, когда он появлялся в цирке или в театре. И вдруг — как гром среди ясного неба — явилось повеление Октавиана немедленно отправить Овидия в ссылку на вечное поселение в далекую Скифию, в город Тóмы[51] на берегу Черного моря.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука