Читаем На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима полностью

После Горация многие поэты использовали эту тему, чтобы выразить отношение к своему творчеству. Знаменитая ода Горация привлекла внимание и русских поэтов.

В России первым перевел 30-ю оду Горация М. В. Ломоносов. Он создал довольно точный перевод, но подчеркнул то, что его особенно волновало: Гораций, сын раба, стал первым поэтом в Риме. Ломоносов, сын простого рыбака, отметил сходство в биографиях: ему тоже «беззнатный род» не помешал стать первым поэтом России.

Я знак бессмертия себе воздвигнулПревыше пирамид и крепче меди,Что бурный Аквилон сотреть не может,Ни множество веков, ни едка древность.Не вовсе я умру; но смерть оставитВелику часть мою, как жизнь скончаю.Я буду возрастать повсюду славой,Пока великий Рим владеет светом,Где быстрыми шумит струями Авфид,Где Давнус царствовал в простом народе;Отечество мое молчать не будет,Что мне беззнатный род препятством не был,Чтоб внесть в Италию стихи Эольски,И первому звенеть Алцейской лирой[47].Взгордися праведной заслугой, Муза,И увенчай главу Дельфийским лавром!

Г. Р. Державин пишет вольное подражание знаменитой оде Горация. Он говорит о своих взглядах на поэзию. Если Гораций считал, что поэт — учитель людей в их частной жизни, то Державин считает, что поэт — помощник и советчик царей, поэт — это пророк, который говорит правду, «на лица сильных не взирая». Поэтому в своем «Памятнике» Державин ставит себе в особую заслугу, что он умел «истину царям с улыбкой говорить»:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный;Металлов тверже он и выше пирамид:Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,И времени полет его не сокрушит.Так! Весь я не умру, но часть меня большая,От тлена убежав, по смерти станет жить,И слава возрастет моя, не увядая,Доколь Славянов род вселенна будет чтить.Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,Где Волга, Дон, Нева, с Рифея[48] льет Урал;Всяк будет помнить то в народах неисчетных,Как из безвестности я тем известен стал,Что первый я дерзнул в забавном русском слогеО добродетелях Фелицы[49] возгласить,В сердечной простоте беседовать о богеИ истину царям с улыбкой говорить.О Муза! Возгордись заслугой справедливой,И презрит кто тебя, сама тех презирай;Непринужденною рукой неторопливойЧело твое зарей бессмертия венчай!

А. С. Пушкин тоже пишет вольное подражание, взяв эпиграфом первые слова оды Горация. Но у Пушкина высказываются совсем иные взгляды на роль поэта: он должен быть не только учителем, не только пророком — он должен бороться за счастье народа, прославляя его свободу.

«Вслед Радищеву восславил я свободу», — пишет Пушкин в первоначальном варианте стихотворения. В окончательном варианте он должен был в угоду цензуре убрать имя революционера Радищева, но и здесь он намекает на сочувствие к декабристам: «И милость к падшим призывал».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука