Ротмистра лейб-драгунского полка Никиту Александровича Дулова Лиза узнала тотчас, как он шагнул в гостиную и приложился к руке Натали с сердечным извинением за задержку в Петербурге. Та поцеловала его в лоб и мягко пожурила, невольно давая Лизе время опомниться от столь неожиданной встречи и незаметно подобрать выпавшее из рук кружево, которое пришлось отпороть, чтобы заново пришить к платью.
Для Никиты Александровича была придумана складная история о том, каким образом воспитанница ее сиятельства графини Щербатской оказалась в доме Дуловых. Только вот как теперь объяснить ему, что она делала весной в Твери, откуда они одним дилижансом прибыли в Москву? Лиза понадеялась, что он попросту не признает ее. Ведь тогда она была в глубоком трауре, а лицо скрывала под густой вуалью.
Когда рука ротмистра коснулась ее руки, а его взгляд устремился к ее лицу, Лиза вдруг поняла, насколько изменилась за прошедший год. Ранее она не умела владеть собой и непременно выдала бы себя — румянцем ли, выражением лица, дрожью руки, а нынче, как опытная притворщица, ответила на приветствие любезной улыбкой и первой завела разговор. Никита Александрович охотно его поддержал, испросив позволения занять место подле нее на диване. За время их беседы он не выказал ни доли удивления или узнавания, и Лиза испытала горькое удовольствие — с ее прошлым наконец-то было покончено. По крайней мере, для нее самой. Теперь она могла более не думать о последствиях игры в mademoiselle Вдовину. Теперь она была Елизаветой Мельниковой, и вскорости, по заверениям Никиты Александровича, должна стать ею и по бумагам.
— Полагаю, к середине декабря мы получим ответ из канцелярии полка, где некогда служил ваш покойный батюшка. Кроме того, и вам, и Николаю Алексеевичу положена пенсия в треть от половины обычной суммы. Прошение о том будет рассмотрено в ближайшее время, — обстоятельно рассказывал Никита о делах, по которым хлопотал после письма Натальи. — А что, Николай Алексеевич по-прежнему в пансионе?
— Истинно так, — подтвердила Лиза.
— Пенсия положена вам с условиями, Лизавета Алексеевна, — продолжал ротмистр, сложив пальцы домиком — до боли знакомым жестом, от которого у Лизы так и заныло внутри. Сосредоточенная поза придавала молодому мужчине некоторую суровость. Черты лица его были более тонкие, чем у брата. Усов он не носил, только удлиненные виски, согласно моде. Взгляд имел цепкий и слегка настороженный. В отличие от брата, у которого твердость натуры пряталась за обманчивой мягкостью, Никита всегда был собран, не скрывая своего нрава.
— Условия таковы: вы вправе получать пенсию вплоть до вашего замужества или совершеннолетия, притом имя ваше должно быть не запятнано. Ежели будет иначе, выплаты тут же прекратятся. А коли вы были замужем, так и вовсе не вправе претендовать на пенсию.
— Никита Александрович, смешно, право, — укоризненно улыбнулась Наталья. — Говорить последнее девице.
А Лиза быстро взглянула на деверя Натальи, чтобы убедиться в своей догадке. Он, верно, все знает. Иначе к чему эта фраза про замужество? Но ротмистр уже отвечал на расспросы Натали о дамских нарядах на императорском ужине, куда был приглашен, как участник войны с Османской империей. Он мягко улыбался невестке и выглядел уже не так сурово, как прежде. И даже не смотрел в сторону Лизы, которая снова склонила голову над шитьем, поражаясь, как может улыбка переменить наружность человека.
Как раз в этот момент в гостиную привели Павлушу поздороваться с дядей. К удивлению Лизы, холодный и серьезный La tête bien горячо обнял племянника, а затем опустился на ковер и вместе с мальчиком стал возиться с кубиками. Лиза то и дело отвлекалась от шитья, чтобы взглянуть на их игру. Павлуша довольно часто обращался к ней, желая, видимо, и ее приобщить к строительству «бастионных укреплений». И Лиза старалась не смущаться под внимательным взглядом ротмистра, коим тот сопровождал каждую из реплик мальчика в ее сторону.
— Завтра поедем в театр, дают водевиль Скриба, — поделилась меж тем новостью Натали.
— Я давеча читал его сочинение. Всего лишь набор пустых фраз, — лениво отозвался Никита, ставя кубик на кубик.
— Все едино. Я почитай два года не была в театре. Немыслимо! Тем паче там будет Belle Voix de Moscou! Ты видел ее прежде на сцене? — восторженно заглянула деверю в глаза Натали. — A propos, ты не повредишь своей ране? Не дует ли от дверей?
— Не дует, сестрица, и рана моя более меня не беспокоит. А что до Красновой, я не раз встречал ее в Твери, покамест полк не выдвинулся в Валахию.
— Вы стояли полком в Твери? — не сдержала любопытства Лиза. Сердце забилось сильнее прежнего от понимания, что жизнь в который раз упрямо возвращает ее к прошлому.
— Так точно, Лизавета Алексеевна.
— И какова эта Краснова? — вмешалась Натали, которой не терпелось поговорить об артистке.
— При визите в город ее всякий раз обступало такое количество поклонников, что издали и не разглядеть, — пожал плечами Никита. — Но на сцене недурна, и голосом не обделил Господь.