Лиза слышала, как громко фыркнула карлица, а потом возмущенно прошептала: «Позорница приползла», за что, судя по звуку удара, получила пощечину. Девушка вздрогнула и взглянула сперва на Жужу Ивановну, скорчившую ей рожу от досады и боли, а потом уже, осмелев, — на Лизавету Юрьевну. Графиня стояла с высоко поднятой головой, недовольно поджав губы, молча смотрела на склонившуюся перед ней девушку, но знака подняться не подавала. От неудобной позы у Лизы заныли колени, но она даже не шевельнулась, понимая важность момента.
Ее не гонят прочь. Ей дают молчаливое дозволение говорить. И потому Лиза продолжила уже громче и тверже:
— В моем сердце царит огромное сожаление оттого, что дерзнула ослушаться ваше сиятельство, пренебречь тем, чему ваше сиятельство учили меня с отрочества. Мне очень жаль, что я доставила вашему сиятельству огорчение поступком, опорочившим мое имя и честь. Прошу смиренно простить меня за дерзость мою и все обиды, что нанесла вам, не думая о последствиях моего поступка.
Лизавета Юрьевна даже бровью не повела в ответ, но и не обернулась на зашептавшихся за ее спиной девок. Это было необычно. Это давало надежду, и Лиза решилась продолжать:
— Я благодарна вашему сиятельству за милость, что вы оказали мне, предложив вклад в одну из обителей. Вы могли оставить своим вниманием судьбу бывшей воспитанницы, но не сделали этого. И пусть я не решилась уйти в монастырь, не могу не думать о предложенной вами помощи с благодарностью.
Лиза немного помедлила, пытаясь побороть волнение перед застывшей, словно изваяние, графиней.
— Смею надеяться, что вы останетесь милостивы ко мне и в дальнейшем. Я бы хотела просить вас лишь об одном — ежели вам что известно о брате моем, Николеньке…
Если до сей поры Лизавета Юрьевна слушала ее внимательно, внешне сохраняя полную невозмутимость, то при упоминании мальчика все переменилось. Сперва что-то мелькнуло в ее глазах, да так быстро, что Лиза не сумела уловить даже тень. А после чуть шевельнулись губы, будто графиня собиралась что-то сказать… Но спустя миг рот под редкими усиками сжался в тонкую линию, а сама графиня резко двинулась в обход Лизы. Вслед за ней поспешно засеменила ее свита — девки, две карлицы, несколько богомолок в темных апостольниках. Матушка Клавдия, лишь на мгновение задержалась возле устало опустившейся на колени Лизы, пожав легонько ее плечо: «С Божьей помощью — все уладится», и поспешила вслед за титулованной благодетельницей обители.
Все произошло так стремительно, что Лиза даже не успела сообразить, как ей следует поступить далее. Надо ли догнать Лизавету Юрьевну? Или остаться на месте, а позднее написать к графине и, снова повторив слова раскаяния, попросить уведомить, коли появятся известия о Николеньке?
— Все пустое, — пожала плечами Наталья, когда по возвращении Лиза рассказала ей о встрече с графиней. — Ежели ее сиятельство что в голову взяла, так усердно держать будет. Но хороший знак, что не прогнала сразу. Знать, мягчеет сердцем. Или неделя Светлая тому виной? Нынче пятница. Знаешь, как моя нянюшка называла пятницы Светлой недели? Прощенье-днем. Так и говорила — Великая Пятница, Прощенье-день. А вдруг неспроста вы с maman встретились?
— Может, и вам написать к ней? — предложила Лиза, поддаваясь странному порыву.
Ее волнение передалось и Наталье. Та, хоть и отмахивалась рассеянно от этой затеи, стала суетной и говорливой, что выдавало ее с головой. Лиза видела, что на самом деле Натали не терпится в очередной раз рискнуть, надеясь достучаться до сердца матери.
Так и вышло. Поутру следующего дня, когда Лиза собиралась отправить лакея на почту, Наталья, смущаясь, попросила сделать одолжение и присоединить к прочим и ее письмо.
— Вдруг что и станется, — робко улыбнулась она, кутаясь в шаль от утренней прохлады. — Тем паче у меня есть известие для ее сиятельства. Ах, Lisette, мне отчего-то так тревожно. Так тревожно! Все, как тогда, когда Павлушу носила… Все кажется, вот-вот беда стрясется… Маменька в возрасте. Удар хватит, и все. А мы так и не поладили. Страшно мне…
— Не думайте о худом, — убеждала Лиза, беря ее холодные ладони в свои руки.
Ей и самой отчего-то овладело дурное предчувствие. Хотелось остановить лакея, крикнув из окна, чтобы воротился, не отправлял писем. Он ведь сейчас уносил с собой не одно Лизино письмо, а целых три. Первое будет доставлено графине, другие же два передадут ямщику, чтобы тот отвез их далее. И одним из адресатов значился вовсе не Никита, а местом назначения — не Тверь, а Клинский уезд Московской губернии.
Слова Натальи о Прощенье-дне вызвали в Лизе совсем не нужные воспоминания о Прощеном воскресенье и подтолкнули, наконец, отправить письмо Александру. Написанное еще в начале зимы, оно так и оставалось до сей поры в ящике комода под ворохом белья. Лиза тогда нашла в себе смелость отослать письма только к кукловоду, для верности направив по двум известным ей адресам.