На шифре. Инсайдерская история криптовалютного бума

Затем в конце января стоимость эфира наконец-то забралась выше отметки 1,69, на которой в середине августа выплачивались доли ранних участников. Вскоре после этого она достигла 2 долларов – почти в четыре раза выше 0,58 в конце сентября, когда Виталик объявил сообществу, что фонду придется закрыться через девять месяцев. Фонд не просто стал богаче: Ethereum стал третьим по ценности блокчейном, обойдя Litecoin, который называли серебром – в сравнении с золотом биткойна.

Тогда некоторым уволенным разработчикам предложили вернуться в фонд (но не Гэву). Новый разработчик на С++, англичанин из Канады Боб Саммервилл, присоединившийся к команде в феврале, на самом деле уже работал над Ethereum со времен его запуска прошлым летом, только бесплатно. Тогда он заметил, что, задавая вопросы команде Go, всегда получал ответы сходу. Но в команде С++ ему вообще не отвечали. Устроившись на работу официально, он узнал о периоде «Берлинской стены», когда команды не общались между собой. Теперь же, с уходом «самовлюбленного» Гэвина, дела пошли как по маслу.

Но это внутри фонда. Теперь Гэвин работал во внешней компании, и конкуренция продолжилась – причем публично. 2 февраля в блоге Ethcore написали о своем новом клиенте Parity: «По последним тестам (см. на parity.io) очевидно, что Parity опережает с отрывом на корпус по скорости и легкости все доступные движки обработки блоков Ethereum». Один из главных помощников Джеффа, Петер Силадьи, прочитал пост и понял, что в Ethcore модифицировали их Geth, чтобы обойтись без оптимизации, сделанной командой Go. И теперь Ethcore сравнивает ту уступающую версию Geth со своим новым Parity. Ему это показалось «грязной игрой». Он бы не возражал, если бы Гэвин действительно создал что-то более совершенное, но с фальсификацией мириться не собирался. Даже сотрудник Гэвина Марек Котевич признает, что из-за маркетинговой тактики Гэвина создавалось впечатление, будто Parity быстрее в разы, хотя на самом деле разрыв составлял 20 %. Но сам Гэвин, отрицающий, что соревновался с командой Джеффа во время работы в фонде, позже заявит, что вот тут-то и возникла конкуренция команд Geth и Parity, потому что команда Geth увидела угрозу для себя.

Разработчики Geth воспринимали ситуацию иначе, но действительно соглашались с тем, что появление Parity привело к новым проблемам: хотя это хороший клиент, создан он был по другим спецификациям, поэтому разработчики взаимодействовали с клиентами по-разному – не настолько, чтобы создать форк, но достаточно, чтобы вызвать трудности у тех, кто будет делать в блокчейне свои приложения. И в Ethcore отказывались обсуждать, как решить проблемы совместимости. (Гэвин утверждает: «Целью Parity всегда была и будет разработка наилучшей технологии, а не политические игры или споры с другими командами из-за „стандартов“».)

Разногласия с Гэвином так никуда и не делись. Год спустя, когда Лефтерис увидел бывшего начальника на конференции в Париже, он хотел обсудить его конфликт с Кристианом по поводу того, кто на самом деле сделал Solidity. Лефтерис своими глазами видел, что с самого начала главным по Solidity был Кристиан. Он создал язык с нуля. Лефтерис согласился, что на счет Гэвина можно записать «желтую книгу», клиент на С++ и теперь – клиент Parity. Но куда ему еще и лавры за Solidity? Лефтерис – а он, хоть и не носитель языка, говорит по-английски блестяще, – помнит, что в ответ Гэвин начал «читать мне нотации из-за моего плохого владения английским», говорить, что это он создал Solidity, потому что это он придумал язык, и неважно, кто там пришел потом. Настоящим автором всегда останется он, а все остальные – просто разработчики. Лефтерису показалось, что Гэвин смотрит на него свысока, и он разозлился настолько, что с тех пор с ним не разговаривает.

Но у фонда хватало и хороших новостей. К середине февраля стоимость ETH взлетела до 6 долларов. Теперь Ethereum стал вторым по масштабам блокчейном после биткойна, опередив монету для банковских переводов Ripple. Теперь у EF хватало средств еще на год существования. Затем 1 марта ETH дошел до 7 долларов. К середине марта – до 15. Внезапно фонд обеспечил себе пару лет будущего. Примерно в это время работник Bitcoin Suisse, который когда-то принес в «Космический корабль» ящик пива, обналичил свой вексель на 4 тысячи ETH, получил больше 10 тысяч долларов и купил себе хорошие часы.

Наконец-то дела Ethereum пошли в гору. Виталик выдохнул с облегчением – он знал, что теперь получил пространство для маневра минимум в три года. Впрочем, он еще не догадывался, что путь предстоит непростой.