На Сибирской флотилии

Заблестели под солнцем позолоченные маковки школы-церкви «В память всех убиенных в войне 1904–1905 гг.». В овраге, который располагался чуть ниже церкви, и где были разбросаны домишки городской бедноты, затеплилась жизнь, переговаривались соседки, потянуло чем-то съестным.

* * *

Район этот назывался «нахаловкой». И застраивался он вопреки всем запретам.

Дмитрий Александрович вспомнил, что, по существовавшим тогда правилам, если застройщик успеет сложить за ночь печь, вывести трубу и эту печь затопит, то его уже с этого места не сгоняли. Сколько же таких «нахаловок» понастроено по всей России!

А вот и недостроенный польский костел, чуть дальше немецкая кирха, здание Восточного института и золотые купола Успенского собора. По нечетной стороне высится женская гимназия (коричневая, по цвету платьев гимназисток), здание инженерного управления Владивостокской крепости, виднеются башенки Пушкинского театра. Внизу на Светланской выстроились в ряд офицерские дома и казармы флотского экипажа. За туманной дымкой еще не видно Русского острова и выхода в открытое море.

Мацкевич тяжело вздохнул, вспоминая свою службу на «Громобое», возвращение в порт после самого тяжелого боя с японской эскадрой. Тогда врага не пропустили, а сейчас он сам пришел и распоряжается в городе как хозяин.

Из полуоткрытой двери выглянула хозяйка и пригласила к завтраку.

Днем Мацкевич, уже в форме инженер-механика, капитана 2-го ранга, отметился в комендатуре. Он решил больше не давать повода патрулям, даже иностранным, задерживать себя «для выяснения личности».

После этого он спустился к корабельной набережной, к местам, где когда-то стояли крейсер «Громобой» и другие корабли Владивостокского отряда. Теперь здесь теснились корабли-иностранцы. А на месте стоянки «Громобоя» застыл броненосец под японским флагом и иероглифами, обозначающими название – «Ивами».

Несмотря на измененный силуэт Дмитрий Александрович узнал в нем эскадренный броненосец «Орел», который был построен на Галерном острове в Санкт-Петербурге и вступил в строй уже во время Русско-японской войны в октябре 1904 года. И в составе Второй эскадры Тихого океана совершил переход с Балтики на Дальний Восток. В Цусимском бою 14 мая 1905 года «Орел» получил множество попаданий японских снарядов, но сохранил боеспособность[8]. На следующий день корабль был сдан японцам и в 1907 году после капитального ремонта вступил в строй японского флота под названием «Ивами». В 1918-м корабль прибыл во Владивосток, являясь флагманским кораблем японской эскадры.

«Да, – подумал Мацкевич, – это только японцы могут с такой поистине восточной изощренностью напомнить России о позоре прошлой войны».

Но виноватым лично себя он не считал, потому что сделал все от него зависящее, чтобы не уронить честь Андреевского флага.

Тем не менее сердце будто чем-то защемило. Постояв у причала и вспомнив боевых товарищей, Мацкевич поднялся по адмиральской набережной мимо арки Цесаревича и вышел к Главному морскому штабу на Светланской.

Несмотря на позднюю осень ласково грело солнце, стояла прекрасная пора приморской осени. Такая погода продолжалась до начала ноября.

Мацкевич направился по Светланской в центр города. Его обогнала группа женщин-американок, большинство из которых было одето в мешковатую форму защитного цвета и форменные шляпки с кокардами. Они оживленно переговаривались между собой, иногда раздавался дружеский смех. Среди них он заметил знакомое лицо, но не мог припомнить, кто это.

«Армия Красного Креста из Америки», – неожиданно вспомнил Дмитрий Алексеевич. Хозяйка рассказала за завтраком о том, что во Владивостоке появились женщины-американки, которые добровольно приехали во Владивосток с благородной миссией оказания помощи раненым и больным[9].

В этот же день, ближе к вечеру, когда ярко-оранжевое солнце перевалило за сопки, окружающие Амурский залив, Дмитрий Мацкевич встретил еще одну американку, знакомую еще со времен Русско-японской войны. Навстречу ему, соскочив с трамвайной подножки, спешила куда-то Элеонора Прей, немного располневшая, но все же узнаваемая. Она не признала в Мацкевиче знакомого. Перед ней стоял солидный офицер-моряк со шкиперской бородкой и усами, еще черными, но подернутыми серебряными нитями первой седины. Мацкевич заметил на платье Прей нагрудный знак сотрудника Американского Красного Креста. Он не стал напоминать Прей о знакомстве и прошел мимо, подумав: «Не узнала, ну и бог с ней…»

Однажды вечером в дверь дома, где остановился Мацкевич, постучали, и хозяйка провела к нему в комнату долгожданного гостя. Им оказался Виктор Петрович Вологдин. Дмитрий Александрович еще в Петрограде дал ему адрес на случай, если тот прибудет во Владивосток.

Они крепко обнялись и за чашкой чая с душистым малиновым вареньем, которое тут же спроворила хозяйка, обменялись последними новостями.

Виктор Петрович сразу же доложил: