На скалах и долинах Дагестана. Герои и фанатики

Долго сидел Николай-бек, словно перенесенный в другой мир, с душою, полною печали, но в то же время какого-то особенного покоя. Все, что мучило и угнетало его, отодвинулось вдаль, и как притаившийся в засаде враг, только ждало момента, когда он сойдет с волшебного камня, сидя на котором Николай-бек как бы находился под покровительством неведомой силы, был неуязвим для душевных страданий. Тень Дуни, как ангел-хранитель, заслоняла его от черных дум, которые, как злые коршуны, железными клювами рвали его сердце. Николай-бек, точно чувствуя магическую силу, витавшую над камнем, не решался покинуть его и все сидел, несмотря на то что солнце уже начало склоняться к закату. Он не ощущал ни голода, ни жажды, ни утомления и, казалось, готов был сидеть так всю жизнь, не шевелясь, в каком-то полузабытьи.

Вдруг пасшаяся невдалеке лошадь Николай-бека подняла голову и, насторожив уши, внимательно начала прислушиваться, повернув морду к стороне ущелья, выходившего к реке. Николай-бек, машинально повинуясь невольно выработанной привычке, поглядел по тому же направлению и насторожил слух.

Где-то едва слышно щелкнула подкова, раз-другой; очевидно, чья-то лошадь наступила неосторожно на камень. Николай-бек насторожил слух… Прошло несколько минут, и из ущелья показался всадник. Он ехал, внимательно посматривая по сторонам, держа перед собою поперек седла вынутое из чехла ружье. Белая чалма поверх папахи показывала принадлежность всадника к мюридам. Николай-бек пристально вгляделся в лицо всадника, и оно показалось ему знакомым, но где и когда он его видел, Николай-бек никак не мог вспомнить.

Увидав пасущуюся лошадь, всадник сразу осадил своего коня и тревожно-пытливым взглядом оглянулся кругом, очевидно, ища глазами хозяина лошади. Он не сразу разглядел Николай-бека, заслоненного падающей на него тенью чинара, но когда наконец глаза их встретились, лицо всадника вдруг исказилось бешенством, а глаза дико засверкали.

— Узнаешь-ли ты меня, Николай-бек? — закричал всадник, соскакивая с коня и быстро подходя к камню, на котором сидел Николай-бек.

— Лицо твое мне действительно знакомо, но кто ты такой, я не могу припомнить, — спокойно отвечал Николай-бек, несколько удивленный выражением лица незнакомого всадника.

— Зато я тебя прекрасно помню, предатель, убийца женщин и вор чужих пленниц; я ехал к имаму, чтобы принести на тебя жалобу и требовать твоей головы, но Аллах смилостивился надо мной и послал тебя на моем пути…

— Теперь я знаю, кто ты, — по-прежнему спокойно, не меняя позы, произнес Николай-бек, сразу узнав всадника. — Ты Саабадулла, у которого украли русскую пленницу; но почему ты обвиняешь меня в этом деле?..

— Молчи, подлая собака, — яростно закричал Саабадулла, — не лги и не отпирайся, я все знаю. Проклятый Гаджи-Кули-Абаз, издыхая под моим кинжалом, сознался во всем и выдал тебя… Он получил свое, теперь очередь за тобой… Неужели ты думал, что можно нанести кровную обиду Саабадулле и продолжать жить на белом свете, как ни в чем не бывало?..

Произнося последние слова, Саабадулла вдруг, испустив дикий визг, с быстротой молнии выхватил кинжал и ринулся на Николай-бека.

Как ни неожиданно было нападение, но Николай-бек не растерялся. Спрыгнув с камня, он одной рукой схватил Саабадуллу за правую руку, а другой нанес ему страшный удар кулаком между глаз. Удар этот был так силен, что Саабадулла зашатался и на мгновенье зажмурил глаза. Николай-бек воспользовался этой минутой, проворно выхватил из-за плеча ружье и навел дуло прямо в лоб молодому горцу.

— Саабадулла, — спокойным тоном заговорил Николай-бек, смело и прямо глядя в глаза врагу, — слушай внимательно, что я тебе теперь скажу… не шевелись и не делай ни одного движения, иначе я тебе тотчас всажу пулю в лоб… Слушай. Я бы мог убить тебя, но не хочу. Ты храбрый джигит и, как я слышал от многих, хороший человек, я не желаю проливать твою кровь. Пленницу твою с ее ребенком я действительно помог украсть, на это у меня были важные причины; но ни жену твою, ни сестру я не убивал. Их зарезал Кули-Абаз, чтобы скрыть свое с нами сообщество; если ты убил его, то очень хорошо сделал, одним мерзавцем в горах меньше. Теперь же советую тебе: садись на своего коня и поезжай домой, жаловаться на меня Шамилю — напрасный труд. Имам слишком дорожит мною, особенно в настоящее время, когда русские готовятся нанести ему последний удар, и не выдаст своего лучшего наиба тебе, простому беку; к тому же, пощадив твою жизнь, когда я легко мог убить тебя, я, по нашим ад атам, сквитался с тобой, и ты не имеешь права искать на мне крови. Иди с миром.

Саабадулла молча, не поднимая глаз, вложил кинжал в ножны, поправил на голове папаху и, повернувшись спиной к Николай-беку, пошел ловить своего коня. Он чувствовал себя побежденным и пристыженным.

Подойдя к своей лошади, он покосился через плечо на Николай-бека. Тот стоял, по-прежнему держа ружье навскидку, готовый каждую минуту спустить курок.