На скосе века

В мире нет ни норм, ни правил.
Потому, поправ Закон,
Бунтовщик отпетый, дьявол,
Бога сверг и сел на трон.

Бог во сне был связан ловко,

Обвинён, что стал не свят,
И за то на перековку
На работу послан в Ад.

Чёрт продумал все детали,

В деле чист остался он:
Сами ангелы восстали,
Усадив его на трон.

Сел. Глядит: луна и звёзды.

Соловей поёт в тиши…
Рай — и всё… Прохлада… Воздух…
Нет котлов… Живи. Дыши.

Натянул он Божью тогу,

Божьи выучил слова.
И Земля жила без Бога,
Как при Боге, — день иль два.

Но рвалась концов с концами

Связь… Сгущался в душах мрак.
Управлять из тьмы сердцами
Дьявол мог, а Бог — никак.

Хоть свята Его идея,

Хоть и духом Он богат,
Слишком Он прямолинеен
По природе… Слишком свят.

Но и дьявол, ставши главным,

Не вспарил, а даже сник:
Не умеет править явно, —
Слишком к хитростям привык.

Да и с внешностью непросто,

С ней на троне — как в тюрьме:
Нет в портрете благородства
При нахальстве и уме.

Нет сиянья… Всё другое:

Хвост… Рога… Престранный вид.
Да и духом беспокоен,
Как-то… ёрзая сидит.

Прозревать он понемножку

Стал, как труден Божий быт.
Да… Подставить Богу ножку
Не хитрей, чем Богом быть.

Надоело скоро чёрту

Пропадать в чужой судьбе.
И привыкший всюду портить,
Стал он портить сам себе.

В чине Бога всё возможно,

А у чёрта юный пыл.
Мыслей противоположных
Ряд — он тут же совместил.

Грани стёр любви и блуда,

Напустил на всё туман.
А потом, что нету чуда,
Стал внушать… Что всё обман.

И нагадив сразу многим

(Страсть осилить мочи нет),
Хоть себя назначил Богом,
Объявил, что Бога нет.

«Пусть фантазию умерят!

Что мне бабья трескотня?
Пусть в меня открыто верят —
Не как в Бога — как в меня!»

И — мутить!.. Взорвались страсти,

Мир стонал от страшных дел.
Всё!.. Успех!.. Но нету счастья —
Не достиг, чего хотел.

Пусть забыты стыд и мера,

Подлость поднята на щит.
Всё равно — нетленна вера:
От молитв башка трещит.

Славят Бога. Славят всё же,

Изменений не любя…
…Чёрт сидел на троне Божьем,
Потерявший сам себя,

И следил, как — весь старанье

— Там, внизу, в сто пятый раз
Вновь рога его в сиянье
Превращает богомаз.

1966

Реминисценция

И вот живу за краем света,
В тот мир беспечный занесён,
Где редко требует поэта
К священной жертве Аполлон.

Где редко Феб и вспоминает

О ней… А спит, забыв про Суд.
Поскольку трезво понимает:
Здесь этой жертвы — не поймут.

Где жизнь — «инджой»[7]

… А жертвы, мукиИ книги всяческих судеб —
Одни лишь цифры — для науки! —
Специалиста скучный хлеб.

И где поэт — ничто до срока:

Запел, заглох и вышел весь…
Где больше дела — для пророка.
Но только камни есть и здесь.

1978

Грустная самопародия [8]