Читаем На сопках маньчжурии полностью

В эти дни многие солдаты перестали отдавать офицерам честь. Не трезвый и не пьяный, капитан Шульга шел по Диагональной улице. Был день. Было много народу. Из переулка вышел запасный солдат Жилин. Вполне возможно, что он не заметил капитана Шульги.

— И ты туда же! — крикнул капитан. — Честь отдать, мерзавец!

— Был мерзавец, а теперь фью-фью, — ответил Жилин и показал дулю.

Капитан выхватил шашку и наотмашь ударил его по лицу. Жилин упал, обливаясь кровью.

Солдатский патруль, видевший расправу, бросился к капитану с явным намерением поднять его на штыки.

В это время, откуда ни возьмись, священник. Заслонил убийцу, поднял нагрудный крест:

— Остановись, братцы! Пусть он сотворил злодейство, — вы не творите! Не поднимайте руки на офицера и брата своего во Христе!

Солдаты остановились, собиралась толпа. Капитан юркнул в ближайший дом. Из дома он вышел неизвестно куда. Но правосудие обязано разыскать преступника.

В конце фельетона Горшенин призывал солдат немедленно и повсеместно отстаивать свое человеческое достоинство.

Газету закрыл генерал Фок, назначенный на место Надарова.

16

Ханако приехала во Владивосток с письмом от отца к Леонтию Коржу.

Отец просил старого охотника приютить девушку и отправить ее на пароходе в Японию.

Несколько дней она прожила в Раздольном.

В доме Леонтия за это время перебывало множество людей. Одни были веселы, посмеивались, отходили с Леонтием в уголок и шептались. Другие, растерянные, испуганные, просили защиты.

Приехала высокая, красивая Таиса Пашкова. Она была сама не своя. Ее муж Су Пу-тин исчез с деньгами. В банке ни гроша, дома пи гроша, только наличность в лавках. Оказалось, Су Пу-тин бежал в Китай. И будто в Китае у него есть китайская жена, а Таиса, по китайским законам, будто и не жена ему вовсе и дочки ее от него вроде не его дочки… А сколько лет жили, по-православному лоб крестил…

Таиса боялась грабежа. Если разграбят супутиновские лавки, она на вдовьем положении пропадет. Она хотела перевезти к Леонтию самые ценные товары.

— Вот уж эту твою просьбу я не могу удовлетворить, — сказал Леонтий. — Твой муж Су Пу-тин много беды принес людям. Я лучше других знаю его делишки.

— Так ты не хочешь мне помочь, Леонтий Юстинович?

— Душевно хочу, но не могу. Никогда не торговал, а ты предлагаешь мне устроить у себя целый торговый склад!

Провожали Ханако на пароход два человека — Леонтий и Донат Зимников, вернувшийся во Владивосток.

— Решено, что вы будете писать мне, — говорил Донат, прощаясь. — А уж я, сообразно обстоятельствам, буду действовать дальше… Адрес мой прост: Раздольное, Леонтию Коржу… С приписочкой, что для меня… Много еще предстоит борьбы, но все будет хорошо.

Уезжая, Ханако видела на одной из батарей, расположенных высоко над городом, красный флаг. Он гордо реял в зимнем безоблачном небе.

Пароход доставил се в Нагасаки. Когда-то в раннем детстве она жила в этом городе. Тогда это был один из оживленнейших городов Японии. Его называли русским городом. Здесь зимовала русская Тихоокеанская эскадра, вот на этих горах до сих пор стоят маленькие домики, в которых жили семьи русских моряков.

Она шла по улице и читала вывески, написанные по-русски:

«Гостиница Венеция».

«Гостиница Триест».

«Фотограф», «Фотограф», «Фотограф»…

Да, фотографов было много, русские в Японии любили сниматься — в кимоно, на фоне японских гор…

«Здесь продают рубашки».

«Изделия из черепахи».

Теперь все закрыто, остались одни вывески. Улицы Нагасаки пусты, в порту стоит всего восемь пароходов.

Нагасаки торговал с Россией, война разорила его.

По крутой дорожке, мимо заколоченных домиков русской колонии, по той самой дорожке, по которой она ходила в детстве, она поднялась к гостинице «Бристоль».

Вот на этой площадке отец ее познакомился с матерью.

Гостиница заколочена. У дверей почтовый ящик. За стеклянной доской ящика Ханако увидела письма, адресованные по-русски, русским людям.

Письма пришли сюда до войны. Если это письма морякам, то, вероятно, тех, кому они адресованы, уже нет в живых.

В большом сквере перед «Японо-Европейским соединенным клубом» Ханако увидела толпу.

Говорили сразу несколько человек.

Говорили о застое в делах. Из-за войны не только замерла вся жизнь города, но совершенно упали кустарные промыслы Японии, кормившие миллионы людей.

На столик вскочил господин в коротком пиджачке и сказал, что правительство нашло выход:

— Японию выручат деревянные шляпы!

Начался шум. Господин закричал, подняв обе руки:

— Деревянные шляпы! Мы, японцы, всё сумеем сделать из дерева.

— Какие шляпы? — спросила Ханако соседа.

— Соломенные шляпы непрактичны, — пояснил сосед, — деревянные, из тончайших стружек практичны.

— А кто их будет покупать? — кричали с разных сторон.

— Американцы и англичане введут на них моду!

— Теперь, после войны, англичане и американцы другие.

— Глупости! Будущим летом Япония выпустит полтора миллиона шляп и получит миллион иен. Разве это не поддержит мелких ремесленников?

Ханако не слушала дальше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза
Через сердце
Через сердце

Имя писателя Александра Зуева (1896—1965) хорошо знают читатели, особенно люди старшего поколения. Он начал свою литературную деятельность в первые годы после революции.В настоящую книгу вошли лучшие повести Александра Зуева — «Мир подписан», «Тайбола», «Повесть о старом Зимуе», рассказы «Проводы», «В лесу у моря», созданные автором в двадцатые — тридцатые и пятидесятые годы. В них автор показывает тот период в истории нашей страны, когда революционные преобразования вторглись в устоявшийся веками быт крестьян, рыбаков, поморов — людей сурового и мужественного труда. Автор ведет повествование по-своему, с теми подробностями, которые делают исторически далекое — живым, волнующим и сегодня художественным документом эпохи. А. Зуев рассказывает обо всем не понаслышке, он исходил места, им описанные, и тесно общался с людьми, ставшими прототипами его героев.

Александр Никанорович Зуев

Советская классическая проза