На сто восьмой странице (СИ)

- Тогда погнали, времени нет. Мне еще кое-что прихватить с собой надо будет…

***

…Рей ненавидит подвалы. Не сказать, конечно, чтобы ей часто приходилось в них оказываться, но теперь она четко понимает – она ненавидит подвалы. Этот конкретный подвал – какой-то особенно мерзкий. Тут не то чтобы грязно, просто все какое-то скользкое, промокшее, разлагающееся… А еще Рей в ярости. Это странно, потому что, по идее, она сейчас должна быть в ужасе. Но на самом деле она в ярости, какую сама в себе и не подозревала. Ярость заставляет ее нещадно лупить кулаками по влажным стенам, по осыпающейся под ударами штукатурке, ярость побуждает ее орать, срывая голос… Ярость на себя, на собственную глупость и неосмотрительность. Она же подозревала, что происходит что-то неправильное! Она должна была догадаться! А теперь сиди вот, как мокрая курица в луже, жди непонятно чего…

Курьер из издательства (к стыду своему, Рей даже не помнила, как этого парня зовут, хотя видела неоднократно) встретил ее утром возле дома, когда она возвращалась с пробежки. Молодой человек выглядел смущенным и взволнованным, начал с многословных извинений, а когда Рей спросила его, какое конкретно у него к ней дело, объяснил, что в типографии возникли какие-то проблемы, и фройляйн Джакксон просят срочно подъехать, и, мол, ей звонят буквально с восьми утра, а она не отвечает, поэтому послали его, чтобы побыстрей решить вопрос, и дела-то там на пять минут, так, может, он бы и отвез ее в типографию прямо сейчас, он на машине, вот она за углом стоит… Рей заикнулась было о том, что зайдет домой переодеться, но курьер замахал руками с выражением ужаса на лице: «Нет-нет, я вас очень прошу, разберитесь сейчас, а то вдруг они нам потом претензии предъявят за вынужденный простой…».

Такое, в принципе, было возможно, поэтому Рей без колебаний села в машину. Минут через десять ей стало ясно, что едут они не в сторону типографии. А когда она спросила курьера, почему он свернул не на ту улицу, он молча, даже не поворачиваясь в ее сторону, с профессиональной сноровкой всадил ей в ногу шприц с какой-то дрянью. Дальнейшее вспоминалось с трудом: вроде бы ее ведут к высокому обшарпанному дому… вниз по лестнице… она с трудом переставляет ноги по ступенькам, а курьер - то есть уже понятно, что никакой не курьер - волочет ее за руку, больно ухватив повыше локтя влажными пальцами… Она входит в комнату и буквально рушится на пол… и все, занавес.

Стыд за себя, безмозглую, а также ярость и страх – не лучшие помощники для принятия взвешенных решений. Поэтому первое, что делает Рей, придя в себя – начинает лупить по стенам и орать, требуя выпустить ее немедленно, иначе… иначе… Она сама не знает, что «иначе», и чем конкретно она может пригрозить похитителю, тем более, что он так и не обозначил своего присутствия. За высокой, наглухо закрытой дверью из добротного дерева не слышно никаких звуков. Окошко в комнате одно – узкое, расположенное высоко под потолком, и к тому же закрытое тонкой решеткой. А в самой комнате – натуральная мусорная свалка. Очевидно, на протяжении многих лет здесь скапливалось барахло, которое жаль выбросить, но уже нельзя использовать. А потом про это барахло попросту забыли…

Рей очень, очень хочется заплакать, потому что она сейчас тоже чувствует себя таким вот забытым хламом. Но плакать нельзя, это и ежу понятно. Лучше злость, чем слезы, поэтому Рей в очередной раз пинает дверь и садится на корточки в тот угол комнаты, который выглядит более сухим. По ее подсчетам, она здесь уже двое суток, не меньше. За это время она не то что не видела – даже не слышала никого. И это пугает больше всего. Что, если похититель… забыл про нее? Умом она понимает, что это вряд ли возможно, однако страх сгинуть вот так, в одиночестве, в буквальном смысле умереть от голода на свалке сильнее логики. А еще более страшной кажется другая мысль – вдруг про нее забыли все? Где-то там, снаружи, по-прежнему идет нормальная жизнь, люди, знакомые и незнакомые, занимаются своими делами, и никто уже не помнит о Рей Джакксон… И Бен не помнит…

- Это неправда. – громко говорит Рей сама себе. – Это бред какой-то. Этого не может быть.

Она смутно припоминает, что вроде бы видела Бена во сне, и он спрашивал, где она… Кажется, она даже ответила, она ведь узнала улицу, куда ее привезли. Однако всерьез рассчитывать на вещие сны – верх глупости, поэтому Рей поднимается на ноги и снова начинает простукивать стены. Пока у нее есть силы. Пока ее еще может кто-нибудь услышать…

***

Когда они доезжают до вокзала, Бен понимает, что вести дальше он не в состоянии - руки ощутимо трясутся. Исподлобья наблюдающий за ним Хакс наконец тихо говорит «Давай-ка лучше я поведу», и они меняются местами. Финн все это время с кем-то переписывается в телефоне, мрачнея на глазах. В итоге, отложив телефон, он со вздохом заявляет:

- Слушайте, этот чувак – Митака - похоже, реальный псих.

- Наркоман, - цедит сквозь зубы Бен.