На стремнине века. Записки секретаря обкома

На другой день с раннего утра город был подвергнут ожесточенной бомбардировке с моря и со стороны белоказаков, наступавших из станицы Голубицкой. Над Кубанью стояла ружейно-пулеметная стрельба. Уже в утренние часы нас, работающих на сооружении оборонительных линий в черте города на правом берегу Кубани, отпустили по домам. Отец на мерине, запряженном в повозку со снарядами, проследовал на Александроневскую площадь. Там наши орудия вели ответный огонь по немецкой и белоказачьей артиллерии, установленной в районе Замостянского рыбачьего поселка, что на левом берегу Кубани.

Я пришел домой с винтовкой. От усталости свалился возле печки и уснул. В это время наши части, обороняющие Темрюк, по решению командования Таманского фронта оставили позиции и двинулись к станице Курчанской. Это был единственный путь выхода из окружения. Туда же уехали в артобозе отец и брат Михаил. А еще раньше с госпиталем уехала сестра Анастасия. Я узнал об этом от матери, проснувшись вечером.

— Почему же ты меня не разбудила? — возмутился я.

— Будила, но ты не проснулся, и отец не велел будить, — схитрила мать.

— Где моя винтовка?

— Нет винтовки. Ее взял Леонтий вместе с пулеметом.

Я не мог поверить матери: ведь Леонтий был контужен в бою под Голубицкой (оттуда он притащил домой «максим»), лежал в горячке и все хватался за «четырехгранку» — бомбу, из которой я, правда, успел вытащить взрыватель... Как он мог в таком состоянии с винтовкой да еще с «максимом» включиться в отступление?

— За Леонтием приезжала двуколка, и его увезли, — поняв мое волнение, сказала мать.

— А где Ефим?

— За него не беспокойся, все рыбаки, в том числе и Ефим, Николай Боштовой и многие темрючане махнули на лодках в лиманы, в камыши и в море, — разъясняла мать.

Это не успокоило меня.

— Нет, нет, я побегу догонять отца и Леонтия. Дай мне на дорогу кусок хлеба.

— Ну что мне с тобой делать? Ведь так и так убежишь, — вздохнула мать. И, завернув в платок полбуханки черного хлеба, кусок сала, предупредила: — Через огород, садами беги, оглядистый будь. Белые поймают — допытываться начнут... Молчи!

В огороде она догнала меня, сунула в руку трехрублевую царскую ассигнацию:

— Может, пригодится...

Я вышел за город и направился к станице Курчанской. Мне надо было пробежать 17 верст. Нагнал какие-то подводы, нагруженные скарбом. Некоторые подводы я обгонял, другие обгоняли меня. У меня ни разу не возникла мысль попроситься на подводу.

Станица Курчанская была заполнена людьми, обозами и боевой техникой. Я приглядывался в темноте к каждой одноколке и так добрел до церковной площади и станичного ревкома. Здесь стоял невообразимый шум от говора людей, проводивших по отрядам митинги-советы. Я нашел обоз со снарядами и вскоре встретил отца. Радости моей не было предела. Отец встретил меня сурово:

— Здесь бы можно было и без тебя обойтись... Зачем мать бросил?

Но моим щекам покатились слезы. Стыдно стало, вроде взрослым себя считаю, а слезы подводят.

— Порубят нас по дороге беляки, — продолжал отец. — Говорят, кругом опасно. Белое казачество, офицеры и помещики восстали...

Отец все же разрешил мне сесть в повозку со снарядами, приказал зарыться в сено и укрыл с головой рыбацким плащом.

Послышалась команда:

— По коням!..

И весь огромный табор-обоз, повозки, кони и пешеходы тронулись в неизвестном для меня направлении. Мне был слышен невероятный шум и крик, храп лошадей, скрип телег, бричек, топот, плач женщин и детей. Двигалась лавина. Как потом мне стало известно, здесь начинались первые шаги человеческого потока по маршруту Темрюк — Курчанская — Андреевская — Варениковская — Крымская, названного Александром Серафимовичем «железным потоком».

Прикрытие отхода частей Таманского фронта из Темрюка на Варениковскую было поручено темрюкскому отряду и курчанской роте под командованием фронтовика Г. Н. Батурина. Только его командирское чутье облегчило отход таманцев и «очищение» огромного потока от беженцев со скарбом. Варениковская переправа стала «пробкой» и затормозила поток. Тогда по распоряжению Батурина был наведен мост, который значительно ускорил переброску фронтовых частей и имущества на левый берег Кубани. Тот же Батурин, в целях разгрузки потока, приказал высвободить одноконные телеги и вернуть одноконников по домам вместе с беженцами. Повернули в обратный путь и повозку отца.

По правому берегу Кубани гарцевали разъезды белоказаков. Они наседали на мост, завязалась перестрелка. По приказанию нашего командования мост был взорван.

Белоказаки преследовали отходящие части, но были задержаны на рубеже реки Кубань между станицами Славянская и Троицкая до 24 августа. Ожесточенные бои здесь вела группа войск под командованием Епифана Ковтюха. Когда два потока таманцев объединились, Е. И. Ковтюх стал во главе отходящей сорокатысячной армии.