На стремнине века. Записки секретаря обкома

Пришлось поступить на десятимесячные курсы по подготовке в вузы. В августе 1929 года стало известно, что Северо-Кавказский крайком партии утвердил меня кандидатом на учебу в счет «парттысячи», однако я опередил события, выехал в Москву и с ходу принялся сдавать экзамены в Московский механический институт имени Ломоносова, где на одно место претендовало восемь человек. Мне выпало счастье быть принятым, как выдержавшему конкурсные испытания. И тогда же из ЦК партии сообщили, что я зачислен в институт без экзаменов, в счет «парттысячи».

Стране нужны были свои, советские специалисты. В институте создавались факультеты узкой специализации с сокращенным сроком обучения. Теоретические знания на каждом семестре закреплялись производственной практикой. В период реорганизации вузов были созданы факультеты индустриализации сельского хозяйства, машиностроения, мясной, холодильной и пищевой промышленности, из которых впоследствии отпочковались самостоятельные вузы.

В тот период перед студентами механического института и Московского Государственного университета часто выступали Михаил Иванович Калинин, Анатолий Васильевич Луначарский. Впервые я увидел и услышал Михаила Ивановича в актовом зале МГУ осенью 1929 года. Он говорил:

— Партия приняла решение послать в высшие учебные заведения большой отряд (1000 — 1100) человек молодежи из рабочего класса, способной стать в будущем костяком наших советских специалистов, нашей новой, советской интеллигенции.

Он говорил так убедительно и захватывающе, что в зале стояла необыкновенная тишина.

— Центральному Комитету партии известно, что в некоторых вузах отдельные преподаватели встретили это пополнение как «неучей», неспособных стать специалистами... Думаю, что вы докажете обратное, — обратился он к нам. Мне даже показалось, что в этот момент он разглядывал мое лицо через свои очки в металлической оправе с заушными крючками из проволоки и лично передо мной ставил задачу партии, давал партийное поручение — доказать, на что мы способны.

В ту пору в студенческую среду нередко проникали вирусы «идеологического гриппа». Помню, мы шли на Казанский вокзал разгружать картошку из вагонов. Шли по Садовому кольцу с песнями. В нашу группу бывших сельских парней втерлись три бородача из так называемых «вечных студентов».

— Что разорались, картошке рады? Погодите, поживете в Москве — животы подтянете, — сказал один.

— Вам не в Москве учиться, а хвосты волам крутить, — добавил второй.

— Они грязь любят, грузчиками хотят быть, — ехидствовал третий.

Мы переглянулись. Парторг курса Сережа Рыбаков, профорг группы Антон Тер-Погосян и я, как староста группы, с помощью товарищей вытряхнули бородачей из старых форменных студенческих шинелей, пощупали им ребра — и все встало на свои места. Что поделаешь, приходилось и так отстаивать свои взгляды...

Зимой 1931 года меня избрали в партком института и дали задание — возглавить делегацию студентов-комсомольцев в Кронштадт на подшефный линкор «Октябрьская революция». Приехали в Ленинград, а дальше не пускают. Пришлось обращаться в обком партии. Нас принял Сергей Миронович Киров. Плечистый, в габардиновой гимнастерке, лоб высокий, а глаза зеленоватые, доброты и внимательности в них — неисчерпаемое море. Выслушав нас, сказал:

— Как же это так, комсомол — шеф военного флота, а вас не пускают. Сейчас решим этот вопрос.

Сергей Миронович тут же вызвал по телефону коменданта Кронштадта:

— Комсомол надо принять. Пусть три — пять дней поживут на линкоре. Примите полностью на флотский паек...

В 1931 году, к концу учебы, после реорганизации механического института меня определили во вновь организованный Московский химико-технологический институт мясной промышленности. 1932 год я встретил во Фрунзе на преддипломной практике.

Практика во Фрунзе затянулась на целых полгода: по просьбе местных партийных органов мне пришлось участвовать в коллективизации. Она проходила болезненно и медленно, потому что националисты пугали крестьян всякими небылицами: «Колхоз отбирает детей, обобщает жен, душит и сдирает шкуры со священных собак». Приходилось разъяснять смысл коллективизации, национальную политику ленинской партии, развенчивать неверные взгляды на советскую действительность.

Закончив практику во Фрунзе, я переключился на подготовку дипломной работы, разработал технический и монтажный проект строительства Орско-Халиловского мясокомбината. Меня увлекли новинки техники и науки, особенно опыт строительства крупной мясной индустрии в США и Аргентине. Первая, еще студенческая разработка — «Комплексное центробежно-распылительное устройство для получения белого и черного альбумина из крови» — была принята главком мясной промышленности и внедрялась в производство. Летом 1934 года Государственная комиссия оценила мой дипломный проект на отлично, рекомендовав меня в аспирантуру института. Так с первых дней инженерной работы в Гипромясохладстрое я стал аспирантом. Без отрыва от производства руководил практикой студентов Московского химико-технологического института и техникума.