На суше и на море - 1964

Мы намеревались пересечь Мату-Гросу в несколько этапов, с передышками и выйти к цивилизованным районам подальше от тирании хозяев серингалов. Мы шли, в большей степени гонимые страхом попасть в руки «патронов», нежели в надежде когда-нибудь достигнуть намеченной цели. «Страшные» шавантес постепенно становились нашими друзьями в тропических дебрях. По их словам, никогда еще ни один белый не рисковал проникнуть в эту часть амазонских лесов. Однако один или два раза они предупреждали нас о том, что на расстоянии нескольких дней пути по лесу пробираются другие белые люди… Были ли это такие же беглые добровольцы «каучуковой армии», как и мы? Никаких подробностей о них узнать у индейцев было невозможно. Мы были уверены, что наши шансы на успех выйти из леса увеличились бы, если мы смогли бы создать группу из нескольких человек. Но нам так и не удалось встретить этих белых призраков…

Индейцы шавантес, общение с которыми несколько увеличивало нашу жизнеспособность, пробовали уговорить нас остаться у них навсегда. Они говорили нам, что дальше мы попадем в охотничьи угодья индейцев племени морсегос, которые обычно убивают всех белых и индейцев, попадающих в их владения. Сами шавантес не рискуют проникать в те районы. Но мы все же решили идти дальше. Шавантес организовали для нас прощальную церемонию, на которой вручили нам две бордоенс — палицы, что возводило нас почти в ранг вождей племени. Затем мы покинули наших друзей и опять погрузились в неизвестность. Скоро мы поняли, почему эта часть Мату-Гросу называется «сельва проибитива» — запретный лес — и почему легенда утверждала, что из него никто не возвращается живым.

Моя память вновь тускнеет

Лес, который, казалось, мы уже знали, постепенно изменялся, превращаясь в ад. Неизвестные породы деревьев угрожали нам, края их листьев были остры, как бритва. Привычный для нас ночной шум дебрей здесь невероятно усилился. Новые животные беспрерывно попадались на нашем пути: крупные тапиры, чудовищные пауки, а однажды вечером — гигантская черная змея, настолько фантастическая, что до сих пор я не решаюсь считать ее реальностью. Солнечные блики, отраженные горным хрусталем, порой слепили нас. Насекомые, от которых мы обычно умели защищаться, здесь удвоили свои атаки. Пальма отамба, всегда снабжавшая нас своим молоком утешения путников, в этом лесу давала лишь отвратительную жидкость. Из реки мы извлекали только черных рыб с длинными зубами, иногда наэлектризованных и вооруженных для борьбы вне воды. Некоторые из них в период убыли воды могли месяцами жить на деревьях…

Неистовая сила джунглей шавантес казалась нам теперь раем! В течение нескольких дней нас сопровождала банда орущих обезьян, огромные легкие которых позволяли им испускать ни на что не похожий вой. Нам казалось, что даже компас в этом лесу беспрерывно колеблется… Влажная жара обволакивала и душила… К нам вернулись вновь приступы лихорадки. У нас уже не было сил строить себе укрытия, мы шли, как автоматы, и ночами спали на ноздреватой и мокрой земле. Разговаривать было трудно, каждый чувствовал, что находится на пределе своих сил. Однажды утром Паоло не мог подняться. В тот же вечер он умер, и я похоронил его у подножия дерева.

Опять я был один в джунглях. После смерти Паоло моя память вновь помутнела. Сколько времени я провел в запретном лесу? Быть может, четыре или пять лет, по расчетам, которые я сделал теперь. В памяти смутно сохранился неопределенный период времени, проведенный у индейцев таромарис, ближайших соседей морсегос. Больным я был подобран ими в лесу и благодаря их заботам поставлен на ноги. Если рассказать подробней, мой опыт жизни с таромарис несомненно вызвал бы восторг этнографов, так как никто из них еще не проникал в секреты этого грозного племени. Но у меня сохраняются лишь сумбурные воспоминания о том, с каким трудом мне удалось установить с ними связь. От них я научился ловко бить рыбу гарпуном, так как им неизвестна рыболовная леска. Рыбная ловля у них состоит из двух операций: вначале они бьют по воде ветками растений, листья которых содержат какое-то усыпляющее вещество^[99], а когда заснувшая рыба всплывает, ее бьют гарпунами. Из хвостов скатов, которых они называют арраяс, таромарис приготавливают яд для стрел.

Наиболее невероятное приключение

Живя у этого племени, я превратился до некоторой степени в колдуна, отчасти во врача и немного в повара. В список приготовляемых мною блюд входили: рыбная похлебка, перхада с яйцами черепахи, жареный хвост каймана, жаркое из попугаев и колибри и так далее. Таромарис — гастрономы джунглей: они очень любят рагу из лутюма — гигантского дикого индюка^[100] или жаку — род большой летучей мыши. Им нравятся блюда с жирным и сладким соусом, приготовляемым из прекрасных орехов пальмы токари. Периодические засухи заставляли это племя охотиться на землях свирепых морсегос. Мне пришлось участвовать в нескольких стычках с ними. Однажды наш отряд в тридцать человек все же вынужден был отступить перед пятью морсегос, исключительно храбрыми и решительными воинами.