На суше и на море. 1965. Выпуск 06

В глубине завала блеснуло пламя. Мохнатый султан черного дыма развалил снежную перемычку, рванулся в небо. Высокие белые стены поднялись над нею. Увенчивающие их пенистые гребни коротко замерли. Глухо рявкнуло. Вода рванулась в открытое взрывом русло, закружила снежную кашу, понесла. Белые стены сомкнулись наверху и с нарастающим гулом обрушились на клокочущий поток, заклубились, поднимая легкую белесую дымку. Ветер подхватил ее, понес над Тулвой, открыл медленно движущуюся в глубь завала подвижную снежную массу.

Еще не затихли раскаты взрыва, как склон высокого рыхлого бугра па правом берегу пришел в движение. Широкий поток снега устремился вниз, накрыл узкий разрыв в завале. Придавленная навалившейся сверху тяжестью, вода прорывалась под медленно шевелящимся на ней снегом, постепенно подмывая его снизу. Лишь по бурлящему в центре завала водовороту угадывалась невидная с берега яростная борьба снега и воды. Плотная струя подтачивала теснящий ее снег, с хищным клекотом отжимала его в стороны.

Люди на берегу застыли. В напряженной тишине слышалось лишь шипение догорающих факелов. Странно громко прозвучал чей-то срывающийся шепот:

— Все!.. Накрылось.

И, словно в ответ робкому, левая сторона завала не выдержала растущего напора воды, медленно сдвинулась с места и, разваливаясь на ходу, открыла поворот Тулвы. С бугра на правом берегу все еще сбегали снежные ручьи, иногда увлекали с собой глыбы, сломанное деревцо. Но они уже были бессильны. Клокочущая вода подхватывала их и стремительно уносила за поворот реки.

Самохин увидел влажное от пота лицо Фарахова, каменно неподвижную спину Фетисовой, застывшего с восторженно приоткрытым ртом Андрея Егорыча и провел ладонью по лбу. Неужели все кончилось?.. Кончилось!

Первой опомнилась Фетисова.

— Напрасно я погнала ребят в горы. — Она глубоко и облегченно вздохнула.

— Не напрасно. — Самохин посмотрел на Кекур, освещенный первыми лучами далекого еще солнца Петушиный Гребень. — Люди еще не вернулись.

За плечами у него нарастал радостный гомон. С новой силой вспыхнула тревога за дочь, за тех, с кем она делит опасности этой страшной ночи.

6

Такого спуска не помнила ни Буркова, ни Люся, ни даже Шихов. Но труднее всех пришлось Крестовникову. Лежать в колышущейся горной лодочке и бессильно вслушиваться в тяжелое дыхание тех, кто, выбиваясь из сил, тащит его!.. Иногда Буркова оборачивалась. В луч фары попадали туго натянутые серебристые лямки, чье-то неузнаваемо изменившееся, белое, словно отлитое из гипса, лицо, лыжника или лыжницы — не разберешь. А потом снова тьма, шумное дыхание усталых людей да шорох снега под днищем.

Вела группу Клава Буркова. Укрепленная на ее лбу фара освещала немного — клочок лыжни, иногда вырывала из темноты камень. Зато дальше мрак становился настолько непроглядным, плотным, что казалось, сделай еще несколько шагов — и до него можно будет дотронуться рукой.

Досталось в пути и Сане. Часть склона, где лавина сорвала основную массу снежного покрова, он прошел без особых усилий. Но, уже спускаясь во вмятину, остановившую распространение лавины, Саня провалился по пояс в сугроб. Еще шаг, другой — он увяз по грудь. Хорошо, что кто-то заметил барахтающегося в снегу парня и выручил, бросил ему веревку.

Саня с трудом тянулся за группой. Не раз товарищи останавливались, помогали ему выбраться из сугроба…

Лыжня круто вильнула вниз. Двигаться в темноте лесенкой Буркова не рискнула. Все сняли лыжи. Пока спускали на веревках лодочку с Крестовниковым, Саня отдохнул, вытер пот.

Занятый своими горестями, он не заметил, что и остальным пришлось нелегко. Наклон усилился. Все чаще проскальзывали лыжи. Приходилось притормаживать. Особенно доставалось тем, кто шел в лямках. Лодочку уже не столько тянули, сколько придерживали на скате.

— Ребята! — Буркова подождала, пока подтянулись отставшие. — Надо бы поставить Саню на лыжи. Хоть на время.

Вася молча нагнулся и стал отстегивать крепления.

— Нет, нет! — остановила его Буркова. — С твоим весом по такому снегу недалеко уйдешь.

— Бери лыжи. — Люся успела отстегнуть крепления и сошла с лыж в сугроб. — Я меньше всех устала.

— Правильно, — поддержала ее Буркова. Она видела в поступке Люси лишь справедливое и разумное решение. — Устанешь, не пижонь, скажи.

Люся шла тяжело. Под толстым слоем рыхлого метелевого снега был слежавшийся хрупкий наст. Иногда он не выдерживал тяжести ноги, проваливался. Желая хоть чем-то отвлечь себя от растущего ощущения усталости, Люся стала считать шаги. Сбилась. Снова начала считать, стараясь не смотреть на редкие огоньки поселка. Они по-прежнему оставались далекими, недоступными.

Такой усталости Люся в жизни не испытывала. Несколько раз она уже была готова признаться в ней, остановить Буркову и не могла. Остальные устали не меньше. У кого можно попросить лыжи? Ребята, часто меняясь в лямках, тащили лодочку с Крестовниковым. Клава ведет группу.

— Надо отдохнуть, — не выдержала Люся.

— Пора, — согласилась Клава.