На суше и на море. 1965. Выпуск 06

— Здесь нет танкистов или рабочих, — настаивал Крестовников. — Есть подрывники и спасатели.

— Товарищ Крестовников!..

— Командующий приказал вам помочь выполнить задачу и сделать все, что только в ваших силах, — твердо произнес Крестовников. — Опасность, грозящая комбинату, еще не устранена. И я требую, чтобы вы выполнили приказ командующего.

Шихов молчал, потирая ладонью щетинистый подбородок.

— В поселок пойдут товарищ Шихов с рацией и один из танкистов, — приказал Крестовников. — Второй танкист останется с нами, заменит в группе майора.

— С этой кручи спустимся вместе, — незаметно предложил мировую Шихов. — Дальше я пойду со старшиной.

— Не возражаю. — Крестовникову не понравилась настойчивость Шихова и в то же время не хотелось продолжать спор на глазах у молодежи, солдат.

Это было невероятно трудно — спускать лодочку с привязанным к ней Крестовниковым по откосу с выступающими камнями. Двое придерживали ее сверху веревками, и один направлял снизу. Лодочка шла неровно, иногда задерживалась на камне, и тогда приходилось оттягивать ее в сторону, выводить на лучшую трассу.

Трудно пришлось всем. Но никто не знал, какой ценой достался этот спуск Крестовникову. Лодочка наклонялась все больше. Как ни берегся он, все же пришлось ему нечаянно опереться на поврежденную ногу. Резкая боль ударила от лодыжки под колено. Желая ослабить давление на больную ногу, Крестовников выбросил обе руки вверх, ухватился за нос лодочки, с усилием подтянулся. Хорошо, что никто сейчас не видел его искаженного лица, не слышал участившегося хриплого дыхания.

А спуск тянулся бесконечно. Время от времени Шихов гулко кричал.

— Потравлива-ай! Помалу!

Дрожала уже и здоровая нога. Каждый толчок днища о неровность кручи отдавался острой болью во всем теле.

А снизу повторялось однообразное:

— Потрав-лива-ай!

Да будет ли этому конец? Голоса приближались так медленно. А тело оставалось напряженным до предела, ждало очередного толчка, боль от которого била уже в поясницу, в спину, отдавала в голову тяжким звоном.

Лодочка стала выравниваться. Остановилась. Над нею склонились Люся, Шихов.

— Как добрались? — спросил Шихов.

Крестовников облизнул сухие жесткие губы. Крупные капли пота скользили по лицу, нависли на подбородке.

— Спустился… как на эскалаторе, — с усилием, не очень ловко пошутил он.

Шихов понял неуместность своего вопроса и постарался исправить допущенный промах.

— Придется пока отдохнуть, — незаметно успокоил он больного. — Спускать вас будем в три приема. — Веревок на всю кручу не хватит.

Крестовников приподнял голову. Сверху неровной вереницей тянулись люди. Впереди с лыжами в руках Саня. Замыкала цепочку Клава Буркова. Как завидовал им сейчас Крестовников! И сказать ничего нельзя. Единственное, чем он мог помочь сейчас товарищам, — выдержкой, молчанием. И он молчал. Молчал, крепко, до боли в скулах стискивая зубы. А когда с ним заговаривали, улыбался, натянуто, мучительно, но улыбался.

Дальше крутизна склона несколько смягчилась. Лодочка пошла легче. Возможно, и люди приноровились, выбрали более удачную трассу для спуска. И все же, пока лодочка доползла до конца склона, Крестовников был измотан вконец.

Люся дала ему несколько глотков крепкого черного кофе.

— Двигаться надо, — поморщился он. — Много отдыхаем.

— Впереди еще два спуска, — напомнила Люся.

— Два больших спуска, — уточнил Шихов. — Не считая малых.

— И тем не менее вы пойдете в поселок, — твердо отклонил скрытое предложение помощи Крестовников. — Нам не к спеху.

Беспечный тон его не очень подходил к бледному потному лицу с глубоко запавшими глазами и запекшимися губами с четким следом свежего прикуса.

— Ни пуха ни пера вам, майор. — Крестовников протянул руку. — Дальше мы доберемся сами.

— Старшина! — позвал Шихов. — Берите рацию.

8

Люся лежала на снегу, расслабив все тело и не спуская глаз с неприступно суровой Клавы. А та облизывала потрескавшиеся губы и не решалась подать команду к движению. Идти осталось совсем немного. Последний крутой скат. Дальше знакомая лыжня. Но и силы иссякли. Даже здоровяк Вася лежит неподвижно, с закрытыми глазами. Саня не дотянул до привала, свалился метрах в пятидесяти от остальных.

Люся прислушалась. Голос! Она с усилием села. Над кручей появилась голова. Еще одна.

Помощь!

Дальше все шло как в тяжелом и мучительно долгом полусне. Какие-то люди завладели лодочкой. Потом ступеньки. Бесконечно много рыхлых, поддающихся под ногой ступенек. И наконец лыжня! А внизу тягач с санями. Радостные лица… Сознание выделило голос отца: «Молодцы, ребята! Молодцы!», стоящий вдалеке вертолет (быстро он прилетел!), обжигающее распухшие губы какао и прикосновение теплых рук врача.

— …У одного парня обморожены пальцы ног, — донесся до Люси его голос. — Есть ознобленные…

Сильные руки подсадили Люсю в кузов саней. Приятная теплота нагретых одеял окутала продрогшее тело.

«Молодцы-ребята» съежились под одеялами, заснули. Сани покачивались на ухабах, и тогда Буркова звучно стукалась теменем о борт саней. Люся хотела поддержать голову Клавы, придвинула к ней плечо и заснула.