На суше и на море - 1966

Генетики не старались вывести лошадей с более крепкими копытами. Это получилось само собой: вместе с другими чертами их питомцы обрели и этот атавистический дар своего дикого предка. Филипп Стрит в книге об исчезающих животных рассказывает, что один «мюнхенский» тарпан, запряженный в телегу, прошел по нелегким дорогам около 1000 миль (1600 километров), и, хотя он не был подкован, копыта его отлично сохранились.

Так ученым-генетикам удалось восстановить тарпана. Наука совершила еще одно чудо.

Игорь Акимушкин

Короткие факты о разном

* В некоторых районах Чили в качестве топлива используются окаменевшие стволы деревьев доледникового периода. Их добывают на склонах гор, где они стоят в виде огромных колонн. Деревья так прочны, что их приходится не пилить, а валить на землю взрывами динамита. При горении окаменевшая древесина по своим качествам не уступает антрациту.

* Неожиданная находка кубинских ботаников принесет экономике острова Свободы большую выгоду.

В горной местности обнаружены деревья, сок которых богат латексом, то есть хорошим сырьем для получения натурального каучука. Эти деревья, которые называются «кастиллоа эластика», дают более качественный латекс, чем каучуконосные деревья Южной Америки. Сейчас на Кубе уже создаются первые государственные плантации.

* Над лесами Швеции самолеты гражданской авиации разбрасывают порошкообразную мочевину. Лесники считают, что такая подкормка азотными удобрениями увеличит в будущем заготовку древесины почти на 20 процентов.

* Французские ученые выступили недавно с новой гипотезой, объясняющей, почему молнии ударяют в деревья. По их мнению, листва деревьев образует облако из эфиросодержащих частиц. Такое облако быстро приобретает электрический заряд. В него и ударяет молния.

* Химики США недавно синтезировали эфироподобное летучее вещество, которое выделяет самка бабочки — вредителя хлопчатника. Новое вещество будет использоваться на полях в ловушках, в которые будут заманиваться самцы насекомых-вредителей.

Гость из двадцать пятого тысячелетия

У каждого из нас есть заветные слова, заставляющие сердце биться быстрее. Для меня с 1957 года таким словом стало «Сунгирь»…

Впервые оно было произнесено в тесной лаборатории Института археологии, находившейся тогда в центре Москвы, в Черкасском переулке, где каждый дом представляет собой город в миниатюре, а разноцветные стеклянные вывески с совершенно непроизносимыми сокращениями лепятся вокруг подъездов от тротуара до второго этажа. Чувствовал ли я тогда, слушая седоватого, немного озабоченного профессора с добрыми, мягкими глазами и маленькой эспаньолкой, что этот разговор на много лет вперед предопределит направление моей жизни? Вероятно, чувствовал, потому что без колебаний попросился к нему в экспедицию…

На спидометре — тысячелетия

Через несколько дней в этом же переулке мы грузили на экспедиционную, крытую брезентом машину лопаты, упаковочную бумагу, спальные мешки, палатки, ведра, помятые алюминиевые кастрюли и еще много всякого снаряжения, без которого экспедиция не экспедиция.

Заброшены под брезент рюкзаки, вытащены ватники, выслушаны последние наставления и — прощай, Москва! Из лабиринтов улиц, из переплетения проводов и трехцветного мигания светофоров мы наконец выбираемся на простор Горьковского шоссе. Отныне серая полоса асфальта, с легким шипением ложащаяся под колеса машины, становится для нас дорогой времени, а километры — тысячелетиями, которые отсчитывает спидометр перед баранкой шофера. Потому, что едем мы не во Владимир и Боголюбово, как написано в наших командировках, а по крайней мере в двадцать пятое тысячелетие до нашей эры! Точнее, в палеолит копать самую северную стоянку первобытного человека. Стоянка эта находится у ручья со странным названием Сунгирь…

Безусловно, все мы не раз и не два бывали в исторических музеях, экспозиция которых начиналась с родословного древа человечества. И там, на одной из верхних веток, всегда стояла этакая мрачная волосатая фигура, с глупой ухмылкой сжимающая первый оббитый ею камень. Следом за таким документом, внушающим безусловное почтение и уважение, под стеклами витрин обычно находятся кремневые желваки с белой известковой коркой, расколотые кремни, тонкие изящные пластины и первые явные орудия, называемые рубилами, скребками, проколками, ножами, но ничего не говорящие непосвященному.

Все спасают произведения первобытного искусства. Даже обычный посетитель останавливается перед маленькой статуэткой женщины, вырезанной из желтого бивня мамонта, а копии пещерных фресок, где изображен животный мир тех отдаленных эпох, потрясают и завораживают.

Кость и глина