На суше и на море - 1973

Троллейбус очень долго тащился по улице Навои и наконец преодолел мостик через арык Анхор. Из тихого сельского мира безымянной улицы Чигитай-Актепы Абдурахман и его гость приехали в город, полный звуков узбекской музыки, похожей на застывшие перистые облака, и тех запахов хлеба, машин, пыли, базаров, жареных шашлыков и разогретого камня, которые составляют неповторимое очарование Ташкента.

Порой гостю казалось, что этот наполняющий город жар не столько исходит от земли и от солнца, сколько упорно поддерживается ими. Основной же источник тепла кроется в этих сдержанных улыбках, в кажущейся расслабленности рук и жестов — в той особой разновидности темперамента, который не растрачивается впустую, но находит выход в действиях, полных глубокого смысла. Глядя из окна троллейбуса, гость видел искрящийся рафинад построенных и строящихся домов и думал, что в медлительной сосредоточенности здешней жизни заключена та точность рук и верность глаза, которые способны одолеть стихию и со спокойствием, присущим мудрости, возродить город из пыли землетрясений.

— Я только отдам паспорта, — сказал Абдурахман, когда они вышли из троллейбуса. — Это отнимет у нас немного времени.

Гость кивнул в знак того, что согласен ждать сколько угодно, пока его друг не закончит все свои дела. Он любил ходить по городу с Абдурахманом. Присутствие товарища наполняло неизвестную гостю жизнь смыслом и содержанием. Абдурахман был как бы контактом, который соединял его с окружающим, и, если этот контакт отсутствовал, еда теряла вкус, краски тускнели, звуки становились назойливыми, предметы вокруг теряли свою привлекательность.

Они шли по улице Пушкина в сторону Алайского базара, откуда люди несли фрукты и овощи в сетках, сделанных, как кольчуги, из металлических колец. «Интересно, — думал гость, — в каком доме будет жить мой друг. Что это за дом? Он белый, конечно, ослепительно белый и стоит в центре города посреди площади. Вероятно, из окон квартиры Абдурахмана видны все базары Ташкента, серо-голубое пятно старого города, новые улицы, парк Тельмана, ботанический сад и даже, может быть, дендрарий. И конечно, квартира его расположена не слишком высоко. Сюда должны долетать все запахи земли, без которых жизнь в Ташкенте — уже не жизнь в Ташкенте».

Неожиданно Абдурахман замедлил шаги и направился к киоску, сплошь увешанному изнутри и по обеим раскрытым створам журналами, газетами и открытками. Гость подумал, что Абдурахман хочет купить июльский номер «Природы», в котором напечатана его, Абдурахмана, статья, чтобы, как было обещано, подарить другу. Но Абдурахман сунул голову внутрь киоска, как птица в гнездо, и будто заснул в таком положении.

Гость узнал в киоскере отца Абдурахмана, поздоровался и отошел в сторону, чтобы не мешать разговору.

— Ну вот, — сказал Абдурахман, обернувшись, — я так и думал. Они еще не получали седьмого номера.

Абдурахман, облокотившись о прилавок, смотрел в пространство перед собой, точно ждал кого-то или любовался белесым, выцветшим от жары небом. Временами он поворачивал голову к отцу, и тогда гость слышал гортанные звуки его голоса и не мог понять, ссорятся они или говорят о чем-то обыденном.

Напротив киоска, метрах в ста, располагалась бензоколонка. Машины, привлеченные колеблющимся от жары ореолом бензиновых паров, жадно присасывались к красным и желтым поилкам, повисали на них гроздьями, застывали в счастливом изнеможении, а, насосавшись, зло фыркали и уносились прочь.

— Пошли, — сказал наконец Абдурахман. — Извини, тебе надоело, наверно, ждать? У отца чуть ли не десять рублей недостачи. Он как ребенок, его кто хочешь обманет. Я его спрашиваю, как это случилось. Знаешь у них как — может, пачку конвертов кто взял, может, еще что. Он всем верит. Представить не может, как это что-нибудь украсть. Так и живет. Коран наизусть знает, а концы с концами свести не может. Скажи, сколько таких осталось?

— И все-таки продолжает работать в киоске, — заметил гость.

— Э, — безнадежно махнул рукой Абдурахман. — Попробуй, убеди его. Я уж ему говорю: зачем тебе работать, сколько ты получаешь в месяц? А он не слушает, делает вид, что только на нем держится дом. Такие у нас старики. Сидят целыми днями в чайхане, разговаривают. А он сидит не просто так, а в своем киоске.

То один к нему подойдет поговорить, то другой. Ему интересно, и люди его уважают.

Не дойдя до Алайского базара, они остановились, и Абдурахман скрылся в одной из арок только что построенного дома со строительным мусором во дворе, остро пахнущим известкой. Гость остался ждать. Витрины магазинов первого этажа были почти оформлены, и теперь рабочие устанавливали неоновые вывески. Дом выходил на улицу Пушкина, прерывался ею и продолжался новым, точно таким же развернутым по дуге домом.