На суше и на море - 1978

Так часто бывает в жизни — если чувствуешь, что существует дорога — что-то такое, что можно пройти, — то надо идти, даже если никто не делал этого раньше.

Колетт Ришар

1

Август, три часа ночи, горный массив Тре-Ла-Тет недалеко от Монблана. В горной хижине альпинисты готовятся к выходу. Гиды-проводники дают последние указания своим подопечным. Позвякивают карабины и крючья, кто-то, тихо бранясь, разыскивает свой ледоруб, а за длинным дощатым столом несколько человек торопливо допивают кофе. Снаружи луна светит так ярко, что звезды почти не видны, а громады гор высятся серебристыми привидениями. Вспыхивают огоньки карманных фонариков, группы людей уходят к леднику Тре-Ла-Тет, к нависшим над ним крутым перевалам, к вершинам Тондю, Мон-Жоли, Эквиль де Глясьер. Огоньки расходятся, удаляются друг от друга — у каждой группы свой маршрут, своя цель и своя мечта.

Ничем не выделялись среди остальных трое альпинистов, шедших к перевалу Инфраншисэбль. Впереди — рослый Луи Пирали, опытный горный проводник, начальник спасательной службы этого района. За ним, шаг в шаг, придерживаясь за ремешок его рюкзака, идет хрупкая темноволосая девушка — Колетт Ришар. Замыкает тройку Мейне, аббат-альпинист. Они шагают ровно и неторопливо, как и подобает опытным восходителям. Тропа ведет вверх, перескакивая через ручейки, петляя между скользкими камнями морены. Колетт, споткнувшись, падает; ей помогают подняться — и кто-то из другой группы предлагает ей фонарик. «Спасибо, — отвечает девушка, — я доберусь и так».

Заходит луна, на небе загораются огромные колючие звезды, и наконец перед путниками возникает ледник, похожий на огромное древнее чудовище, прижавшееся к земле. Сперва он грязен и густо покрыт мелкими и крупными камнями, потом лед светлеет, становится бело-голубым. Дальше надо идти зигзагами, вырубая ступени; Пирали достает веревку и обвязывает спутников. Небо на востоке стало розовым, вокруг посветлело, вот-вот взойдет солнце. Это очень вовремя, потому что стали попадаться трещины — теперь они хорошо видны, и перескочить их — не проблема. Затем начинаются монотонные снежные поля, их сменяют скалы.

Колетт, которую страхует сверху Пирали, лепится к камню как ящерица. Но вот наконец перевал и великолепная смотровая точка — позади горы Франции, а впереди — вершины Итальянских Альп. Пирали называет их, описывает их очертания в мельчайших деталях, рассказывает о людях, которые спускались с этих вершин, и о тех, кто не вернулся. Его рассказ до странного подробен, он говорит о том, что ясно и без объяснений, — об игре солнечных лучей на скалах, о ветре, который сметает с вершин косые флаги снега, о голубых и розовых тенях на снегу.

Мейне щелкает фотоаппаратом, а Колетт в темных противосолнечных очках сидит на брошенной в снег пуховой куртке, вдыхает воздух, пахнущий морозом и ветром, и слушает. Глаза ее за стеклами очков неподвижны. Она не видит ни неба, ни облаков, ни гор, и фонарик ночью ей был ни к чему. Она слепа, и именно поэтому Пирали так подробно рассказывает обо всем, что их окружает. Сейчас Колетт видит горы его глазами.

Слепая альпинистка — возможно ли это? Как может любить горы человек, никогда их не видавший? И как может Колетт ходить по горным тропам, где каждый неосторожный шаг может оказаться последним? А ведь она бывала в горах не раз и не два, ее встречали на тропах, ведущих к вершинам Тондю, Монблан дю Пакуль, Шьен Руж, на леднике Аржантьер. Держась за ремешок рюкзака своего проводника, чувствуя его малейшее движение, она шагала так легко и непринужденно, что встречные альпинисты не замечали ее слепоты (и как же она гордилась этим!). Конечно, Колетт Ришар не стремилась к рекордам — они ей были не нужны. Но она научилась проходить скальные стенки, как ни трудно было искать захваты, не видя их. Она умела спускаться дюльфером, когда, оттолкнувшись от стены, скользишь в пустоту, в ничто. И оттого, что эта пустота не видна, она не становится менее страшной, ведь у слепых так сильно развито чувство пространства, они буквально ощущают его.

— Так все-таки для чего ты ходишь в горы, Колетт?

— Если любишь кого-то, не обязательно видеть его или слышать — достаточно его присутствия. Чтобы любить горы, не обязательно их видеть, они существуют, и этого довольно. Пейзаж, который я себе представляю, может быть не похож на подлинный, он может быть беднее или прекраснее действительности, но какое это может иметь значение? Ведь для меня-то он настоящий!